Николай Николаевич Брешко-Брешковский - Ряса и кровь

нѣсколько этажей. Онъ всегда прислушивался жадно къ тѣмъ, кто, побывавъ въ столицѣ, разсказывалъ про нея чудеса, про эти самые дома, гдѣ живутъ сотни человѣкъ — едва ли не половина населенія всего Нешавраца. Про магазины съ большими окнами, за которыми выставлёны всякія любопытныя, дорогія вещи. Про улицы, освѣщенныя фонарями съ бѣлымъ ослѣпительнымъ свѣтомъ. А какъ тамъ одѣваются люди! Какіе тамъ экипажи! Тамъ генералы, сановники, министры и въ центрѣ ихъ всѣхъ и надъ ними — король.

Если человѣкъ способный, да еще сумѣетъ найти дорогу къ этимъ самымъ генераламъ и министрамъ — чего, чего только нельзя добиться?

Но есть еще города на свѣтѣ, передъ которыми и столица покажется деревней. Такихъ городовъ никто не видѣлъ изъ посѣщавшихъ Нешаврацъ. Ихъ только на картинкахъ видѣли.

Воина тянуло въ большой городъ съ каменными домами…

Это жизнь и только тамъ стоитъ жить!..

Вотъ съ какими приблизительно понятіями и вкусами былъ Воинъ Тадичъ къ одиннадцати годамъ своего бытія, когда на семейномъ совѣтѣ съ участіемъ отца Семена былъ поднятъ вопросъ о дальнѣйшемъ воспитаніи и образованіи мальчика, умѣвшаго бѣгло читать и писать, знавшаго четыре правила ариѳметики и законъ Божій въ рамкахъ школьнаго преподаванія.

4. Семейный совѣтъ

Семейный совѣтъ — для виду больше семейный. На самомъ же дѣлѣ рѣшающій голосъ принадлежалъ отцу Семену. Въ глазахъ Ружицы и псаломщика авторитетъ священника былъ такъ великъ, что Они безпрекословно ему подчинялись. Скажетъ онъ и быть по сему. Его слово — законъ.

Разсуждалъ же отецъ Семенъ такъ:

— Я уже давно думалъ, что изъ вашего сына выйдетъ и что можетъ выйти? Духовный путь, путь священства не для него. Нѣтъ въ немъ надлежащаго смиренія. Гордыня и суетность. И эти самыя гордыня и суетность сидятъ въ немъ глубоко. Съ его способностями могъ бы сдѣлать видную карьеру, либо по ученой какой нибудь части, либо по гражданскому вѣдомству. И вотъ, что я вамъ скажу, дорогіе мои, Ружица и Марко… Будь у васъ хорошій достатокъ, я бы вамъ иного и не посовѣтовалъ, какъ отдать его сначала въ гимназію, а потомъ въ университетъ не нашъ, не свой, а заграничный. Въ городъ Парижъ, что-ли… И вышелъ бы онъ докторомъ юридическихъ наукъ и тогда преуспѣвалъ бы въ министерствѣ, а то даже и въ дипломатическихъ сферахъ. Но что объ этомъ говорить, когда вы сами едва, едва перебиваетесь. Гдѣ ужъ нашему теляти волка поймати?.. И выходитъ, что подъ силу вамъ одно только — дать ему духовное образованіе, благо въ семинаріи мальчишку на полный казенный счетъ примутъ. А тамъ, глядишь, черезъ восемь-девять лѣтъ уже и священникъ и вамъ помогать будетъ и вашу старость призрѣетъ…

Отецъ Семенъ умолкъ, поглаживая сѣдую бородку и мигая подслѣповатыми глазами. Въ молодости отецъ Семенъ былъ хоть куда и, не снимая рясу, бился съ турками за свободу своихъ братьевъ. Много воды и лѣтъ съ тѣхъ поръ утекло, очень много, а теперь ему 68 лѣтъ и тѣло слабѣетъ и глаза плохо видятъ и на покой пора.

— Такъ что жъ… Я все сказалъ, все какъ думаю по своей іерейской совѣсти, — продолжалъ отецъ Семенъ послѣ нѣкоторой паузы, видя, что и Ружица и Марко молчатъ.

Красивая, полная Ружица какъ то заколыхалась, покраснѣла и, смущенно запинаясь, молвила:

— Вы извините меня, отецъ Семенъ, я, конечно, глупая баба, а только…

— А только? — переспросилъ священникъ, не замѣчая свирѣпыхъ глазъ, которые дѣлалъ псаломщикъ женѣ, но которые замѣтивъ, еще больше смутилась Ружица.

— Я хотѣла… хочу какъ бы это сказать, отецъ Семенъ… вѣры у него нѣтъ настоящей. Какъ же онъ будетъ другихъ вѣрѣ учить и наставлять, когда у самого ея нѣтъ… — и, густо зардѣвшись, Ружица умолкла, убѣжденная, какую ужасную глупость сморозила, и не подозрѣвающая, что простымъ бабьимъ умомъ своимъ подняла вопросъ величайшей важности и первостепеннѣйшаго значенія.

Отецъ Семенъ, подумавъ, отвѣтилъ:

— Не всѣмъ дана тайна подвига, а если бъ всѣ обладали ею, то не было бы самаго подвига, не было бы подвижниковъ. Чиновниковъ Церкви много, больше, нежели пламенѣющихъ вѣрою. Но и честный, добропорядочный чиновникъ можетъ принести немалую пользу паствѣ своей. Такъ и вашъ Воинъ — и съ этими словами отецъ Семенъ, оправивъ на груди крестъ, поднялся, давъ понять, что пренія кончены, и, благословивъ Марка --">