Николай Николаевич Брешко-Брешковский - Ряса и кровь

кто и въ лѣто и въ осень и въ зиму ходилъ босикомъ.

Къ главной улицѣ примыкали съ обѣихъ сторонъ узенькіе, кривые тупички съ турецкими и христіанскими домами. Турецкіе — живописные, деревянные, съ рѣзными балконами и съ замазанными бѣлой краскою окнами тѣхъ комнатъ, гдѣ находились женщины. Христіанскіе домики — больше каменные. И турки и христіане жили подъ плоскими черепичными крышами. Издали эта красноватая черепица на фонѣ голубыхъ, чистыхъ небесъ, придавала всему селу нарядный веселый видъ. А высокій минаретъ мечети — самая острая и высокая точка, усугублялъ и безъ того восточный колоритъ Нешавраца.

…Единственная, пересѣкающая весь Нешаврацъ… улица, мощенная булыжникомъ…

Сейчасъ-же, за селомъ съ одной стороны убѣгала тучная равнина полей, съ другой — начинались постепенно растущія горы. Въ ясный день можно было видѣть сіяющуювъ розоватомъ серебрѣ вѣчно снѣговую шапку Ломъ-Планины.

Это едва-ли не самая высокая, самая большая гора во всей странѣ. Верхняя половина вся изъ голыхъ, угрюмыхъ, темносѣроватыхъ скалъ и утесовъ, а нижняя — темно-зеленые лѣса и луга.

Отъ Нешавраца до подножія Ломъ-Планины добрыхъ восемьдесятъ километровъ, а кажется, что она совсѣмъ, совсѣмъ близко. Славилась Ломъ-Планина какими-то цѣлебными травами, а еще болѣе тѣмъ, что лѣтъ восемьсотъ назадъ скрывался на ней королевичъ Марко, спускаясь по ночамъ для набѣговъ на турокъ.

И теперь еще многіе вѣрили, что королевичъ Марко прилетаетъ на Ломъ-Планину разъ въ годъ на гигантскомъ, крылатомъ конѣ. И всадникъ — подстать своему коню. Одной рукою онъ можетъ вырвать вѣковой дубъ и запустить имъ въ самое поднебесье.

Многіе вѣрили въ это — взрослые, умные. Вѣрили, ибо такъ хочется вѣрить во все красивое, героическое, сказочное. И вотъ Воинъ, псаломщика сынъ — тотъ не вѣрилъ. И когда школьный учитель, указывая на висѣвшее на стѣнѣ изображеніе королевича Марка, описывалъ, какъ онъ по ночамъ прилетаетъ на Ломъ-Планину на своемъ ворономъ конѣ съ пышущими огнемъ ноздрями, Воинъ загадочно улыбался одной половиною лица.

А потомъ съ этой-же самой улыбкою говорилъ школьникамъ вѣско и тихо:

— Чепуха! Не можетъ этого быть! Сгнилъ онъ уже давно, а туда еще — прилетаетъ! Какъ бы не такъ! Самый сильный человѣкъ не выдернетъ съ корнемъ годовалый дубокъ, а онъ старыми дубами бросается… Нѣтъ, чепуха, не вѣрю! Неправда!..

Воинъ съ особеннымъ какимъ-то нехорошимъ удовольствіемъ наблюдалъ, какъ вытягиваются лица у школьниковъ и какъ неувѣренно смотрятъ они, поколебленные въ своихъ мечтахъ, въ своей дѣтской фантазіи. Для нихъ Ломъ-Планина обвѣяна была сказкою. Для Воина — это высокая гора со снѣжной вершиной и только.

Вообще, онъ не любилъ природы, не умѣлъ и не хотѣлъ ее чувствовать. Какъ-то мимо него проходили вечернія сумерки, когда горы становились нѣжными, воздушными, плоскими, мѣняя цвѣта и оттѣнки, загораясь то мягкой фіолетовой краскою, то оранжевой, то багрянцемъ и золотомъ.

Мимо него проходили тихіе вечера съ заходящимъ гдѣ-то далеко солнцемъ, когда медленно бредетъ по дорогѣ повозка съ парою мощныхъ буйволовъ и розовѣетъ въ предзакатныхъ лучахъ сѣрое, густое облако пыли.

Въ общемъ, край этотъ по части красивой природы былъ прямо таки уголъ не початый. На днѣ глубокихъ овраговъ какъ то маняще звенѣли ручьи. Цѣлые водопады обрушивались съ отвѣсныхъ горъ внизъ на Богъ знаетъ какую глубину и тамъ на этой головокружительной глубинѣ метались въ гнѣвѣ и въ тоскѣ отчаянія быстро бѣгущія рѣки, стиснутыя каменными берегами. А просторы луговъ и полей, а весенніе и осенніе разливы, когда цѣлый лѣсъ на десятки километровъ стоитъ по поясъ въ водѣ? Какая это все ширь и благодать, какой просторъ, для мечтательныхъ поэтическихъ душъ! Какой великолѣпный матеріалъ, дабы увѣровать не только въ самое существованіе Господа Бога, а и въ Его творческую силу и мудрость!..

Но Воинъ Тадичъ не любилъ природы. Она была не для него, да и онъ со своимъ эгоизмомъ и со своей малоподвижной недеревенской фигурою былъ не для природы. Онъ не зналъ, что такое — эти дѣтскія игры съ неустанной бѣготнею цѣлехенькій день, когда мальчикъ усталый, счастливый, исцарапанный, искусанный комарами засыпаетъ мгновенно тамъ, гдѣ сковалъ его сонъ.

Воина тянуло въ городъ, въ большой городъ съ каменными домами въ --">