Николай Николаевич Брешко-Брешковский - Ряса и кровь

и Ружицу, ловившихъ его руку, оставилъ хату псаломщика.

Марко, державшій почти въ ежовыхъ рукавицахъ достойную и вѣрную половину свою, не безъ тайной робости объявилъ Воину:

— Къ осени отвезу тебя въ столицу… Въ семинарію. Учиться будешь… Такимъ какъ отецъ Семенъ можешь современемъ выйти… Да, сынокъ…

Сынокъ молча смотрѣлъ на псаломщика, улыбаясь одной половиной лица, и не спѣша спросилъ:

— А развѣ отецъ Семенъ кончалъ семинарію? Онъ больше съ четниками гайдучилъ въ горахъ…

— Ну и гайдучилъ! А вышелъ изъ него человѣкъ и пастырь всѣми уважаемый. А въ тѣ времена были мы подъ турками и не только семинарій, а и школъ христіанскихъ не полагалось. Такъ то, сыночекъ… Прежде чѣмъ судить, узнай — нравоучительно замѣтилъ Марко, самъ удивляясь своей храбрости. Онъ такъ еще никогда не говорилъ съ сыномъ.

А сынъ продолжалъ „половинчато" улыбаться, не выражая ни порицанія, ни одобренія затѣѣ везти его въ семинарію. И тщетно пытался отецъ проникнуть въ его мысли, что думаетъ сыночекъ Воинъ.

А думалъ онъ три вещи. Первая, что долго не будетъ видѣть отца съ его неправильными кустами бороды и усовъ. И этоуже хорошо! И хорошо еще, что онъ попадетъ въ большой городъ. А въ третьихъ, гдѣ-то заныло ощущеніе разлуки съ матерью….

Подоспѣлъ день отъѣзда. Мать напекла на дорогу мужу и сыну бѣлыхъ мягкихъ булокъ и вмѣстѣ съ ними положила въ мѣшокъ круто сваренныхъ яицъ и колбасъ.

Сначала всплакнула украдкою, а когда отецъ Семенъ произнесъ напутственное слово, разрыдалась, утирая слезы подоломъ розовой ситцевой юбки.

Трое сутокъ ѣхали до станціи желѣзной дороги. Ъхали медленнымъ шагомъ на буйволицахъ, Съ остановками, когда возчикъ, выпрягши буйволицъ, пускалъ ихъ попастись вдоль придорожныхъ обочинъ. Отдыхали въ закопченныхъ кафанахъ, гдѣ и старики и молодые пили душистую сливовицу и еще болѣе душистый черный кофе изъ крохотныхъ чашекъ.

Въ душѣ другого мальчика это путешествіе оставило бы неизгладимый слѣдъ. А Воинъ только объ одномъ думалъ, какъ бы скорѣе добраться до желѣзной дороги, никогда еще имъ не виданной.

Вотъ наконецъ и маленькая станція съ начальникомъ въ красной шапкѣ, съ пронзительными свистками желѣзныхъ чудовищъ, изрыгающихъ искры и дымъ и зовущихся паровозами.

Кое-какъ размѣстились въ грязномъ вагонѣ третьяго класса, прокуренномъ, шумномъ, биткомъ набитомъ разными людьми, которымъ не было никакого дѣла до псаломщика, везущаго сына въ семинарію.

5. Воинъ въ столицѣ

Столица подошла къ довольно крутому берегу могучей судоходной рѣки, называвшейся „Рѣкою народовъ". Да и какъ же ей было называться, если она протекала черезъ шесть большихъ и малыхъ государствъ? Она же, эта „Рѣка народовъ", служила границею между маленькой страною, сыномъ которой былъ нашъ герой Воинъ Тадичъ, и сосѣднею великой державою.

Соединялъ ихъ желѣзнодорожный мостъ, прямой и стройный, поддерживаемый каменными „быками" исполинскаго объема.

Часовые обѣихъ странъ молча сходились у самой середины моста и, оглядѣвъ другъ друга, такъ же молча расходились, не похожіе ни по внѣшности, ни по культурѣ, ни по вооруженію, ни по воинской своей формѣ.

Еще совсѣмъ недавно, какихъ нибудь сорокъ лѣтъ назадъ, столица была во власти турокъ. Была, а между тѣмъ быстро какъ то затушевались слѣды такого долгаго, долгаго пребыванія здѣсь мусульманъ.

Уже гордо поднимались къ небесамъ куполами и крестами своими православныя церкви, уже снесены были мечети на главныхъ улицахъ и только двѣ небольшія, старенькія доживали свой вѣкъ на окраинѣ города.

Осталась со временъ турецкихъ и останется, пожалуй, навсегда древняя крѣпость на самой высокой, самой крутой полосѣ берега. И хотя многое погибло, но и уцѣлѣло многое. И это уцѣлѣвшее говорило о томъ грозномъ величіи, какое являли собою эти бастіоны и круглыя башни въ тѣ времена, когда пушки били на 500 шаговъ чугунными, неразрывающимися ядрами.

До чего громадна была крѣпость, раскинувшаяся корпусами и казематами своими на обширномъ пространствѣ, что въ этихъ уцѣлѣвшихъ корпусахъ и казематахъ, кромѣ казармъ, вещевыхъ и продовольственныхъ складовъ, нашла себѣ пріютъ еще и духовная семинарія, та самая, куда рыжій псаломщикъ опредѣлилъ своего сына.

Семинарія занимала длинный двухъ-этажный особнякъ съ длинными каменными корридорами, гдѣ глухо отдавались шаги и гдѣ, вообще, все отдавало глубокой стариною. Окна забраны --">