Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк - Суд идет

Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович

СУД ИДЕТ.

   Смертный приговор был произнесен...    Прокурор Иван Павлович Мухин, в качестве больного, ожидал решении консилиума, сидя в своем кабинете у письменнаго стола. Он настолько владел собой, что мог заниматься, и по время консилиума "подготовлял" дело о мещанине Иванове, котораго обвиняла жена в развратном сожитии с девицей Петровой. Дело по существу ничего особеннаго не представляло, и Иван Павлович в другое время не обратил бы на него внимания. Сейчас он несколько раз тер свой лоб длинной, исхудавшей рукой с напружившимися жилами и, читая протокол следствия, несколько раз поднимал густыя брови с какой-то хорьковой проседью. Ему на вид было под пятьдесят, хотя какая-то таинственная внутренняя болезнь делала его старше. В лице и во всей фигуре чувствовалось что-то строгое и особенно внушительное, что заставляло трепетать не одного подсудимаго. Особенно строго смотрели серые большие глаза. Прибавьте к этому, что Иван Павлович почти никогда не улыбался, и выражение его застывшаго лица не смягчалось даже легкой сединой, пробивавшейся в бороде и в усах. Одет он был тоже как-то строго, несмотря на то, что должен был сидеть дома. Когда он сидел за своим письменным столом, казалось, что он видит перед собой какого-нибудь подсудимаго, как сейчас видел вороватаго мещанина Иванова, соблазнившаго мещанскую девицу Петрову к незаконному сожитию. Ивану Павловичу рисовался этот Иванов во всей своей прелести,-- как он лгал в течение всей своей мещанской жизни,-- лгал жене, лгал девице Петровой, лгал следователю и будет лгать на суде. Закон, в сущности, очень милостиво относится к подобным субектам.    -- Подвергнуть церковному покаянию...-- мысленно повторил Иван Павлович будущую фразу судебной резолюции.    Эти мысли были прерваны поднявшимся в гостиной говором и шумом шагов. Значит, консилиум кончился и доктора расходятся. Иван Павлович поморщился. Лично он был против этой глупой церемонии, но Ольга Сергеевна хотела устроить консилиум и настояла на своем с чистоженским упрямством. Она верила больше всего своему Костецкому, хотя он, в данном случае, был совершенно безполезен, как специалист по женским болезням. Врачи из гостиной отправились в кабинет.    -- Вот Сергей Матвеич обяснит вам все,-- говорил старичок доктор Балясин, пользовавшийся в городе репутацией "нашего Захарьина".-- Да...    -- Да?-- как-то некстати проговорил Иван Павлович, продолжая в уме казнить развратнаго мещанина Иванова.    Докторов собралось пять. Веселый толстяк Чередов, желчный и худой поляк Матвеевич, молчаливый немец Манштейн, Костецкий, немного вертлявый и кокетливый, как все дамские доктора, и старик Балясин. Иван Павлович, конечно, всех их отлично знал, как знают друг друга только в провинциальных городах, где поневоле выучивают человека наизусть. Балясина Иван Павлович недолюбливал, как стараго хитреца и порядочна! о интригана, подкупавшаго пациентов своими вкрадчивыми, мягкими манерами. Он вечно точно подкрадывался к чему-то. Костецкий ушел к Ольге Сергеевне, которая ожидала его в своем будуаре.    -- Вы совсем кончили, господа?-- как-то сухо спрашивал Иван Павлович, предлагая гостям ящик с сигарами.    -- Сергей Матвеич обяснит все...-- повторил Балясин, потирая свои всегда холодныя руки.-- До свидания, Иван Павлыч!    Манштейн молча протянул свою широкую немецкую руку, походившую на тюлений ласт, и Ивану Павловичу показалось, что и он и Балясин стараются поскорее убраться и будут очень рады, когда очутятся на свежем воздухе. Чередов, против обыкновения, молчал, посасывая сигару. Он всегда садился на одно место на диване, в самой неудобной позе, и потирал жирное колено левой рукой. В гостиной послышался жиденький тенорок Костецкаго, который тоже, видимо, торопился. Ольга Сергеевна проводила его до дверей передней и вернулась.    -- А у нас устраивается любительский спектакль...-- сообщил Костецкий последнюю городскую новость, пожимая руку Ивана Павловича.-- Да... В главной роли выступает Анна Ивановна... У ней есть темперамент... священный огонек... Вы вечером будете в клубе? Ах, виноват, мы вас подвергаем карантину... да...    Ивану Павловичу казалось, что консультанты держат себя с ним как-то официально и говорят совсем не то, что думают. Это его раздражало, и он был рад, когда горничная затворила за ними дверь. От волнения у него в последнее время получалось ощущение --">