Вадим Габриэлевич Шершеневич - Carmina

ты

Сладостных мук в неизвестных путях

Мне предоставил пучины и омуты,

Бури и брызги в крутых берегах.

Сам же потек безмятежной дорогою,

Старым руслом, по песчаному дну,

Камни омыл и, их груди не трогая,

Ты успокоенно катишь волну.

Нет, я не знаю, что будет, что сделаю,

Что совершу, размывая кусты!

Может по-прежнему пеною белою

Не отражу голубой высоты,

Может иссякну, бесследно исчезну я,

Может за островом – там – вдалеке,

Вместе сольемся волною любезною,

Вместе потечь в беспокойной реке.

Ты подойдешь и волной серебристою,

Чистою влагой сверкнешь предо мной,

Я же вольюсь, если только я выстою,

В блеск твоей славы жестокой волной.

В грудь твою ясную красное полымя

Замыслов дерзких, не детских волью.

Вместе сольемся волнами веселыми

Вместе потечь в незнакомом краю.

Молитва

О, Светлый Господи! Десницу

Незримую простри над ней

И на усталые ресницы

Успокоенья сон пролей!

Степь зеленеющую взрыли

Копыта диких табунов

И облаком мертвящей пыли

Задернули цветной покров.

Ее душа, как грудь степная,

Жестокой болью прожжена.

С молитвой к небесам взывая,

Томится, юная, она.

О, Господи! Из отдаленья

Ночные песни прогони

И снег благого всезабвенья

На раны кротко урони!

Под тканью снежносеребристой

Воспрянув, девственная плоть

Молитвой тихой и лучистой

Тебя восхвалит, о, Господь!

«Один в полях среди несжатых нив…»

М. Н. Андреевской.

Один в полях среди несжатых нив,

Слежу меж звезд венец небесных лилий,

Приемлю тихий всплеск незримых крылий,

Из бледных рук фиалки уронив.

О, смерть! Тебя, твой черный плащ развив,

Архангелы на землю уронили.

И я, овеян светом лунной пыли,

Приход твой жду, смиренно-терпелив.

Покорно грудь простором милым дышит,

И синий ветер мой наряд колышет.

Как от шипов, чело Христа в крови –

Моя душа изрыта мукой лютой.

О, смерть! Моя сестра! Благослови

И благостным плащом меня укутай.

Весенний дождь

Пройдя небесные ступени,

Сквозь тучи устремляя бег,

Ты снизошла, как дождь весенний,

Размыть в душе последний снег…

Но ты, мятежная, не знала,

Что изможденный плугом луг

Под белизною покрывала

Таит следы угрюмых мук.

И под весенними словами,

Растаяв, спала пелена.

Но, как поруганное знамя,

Молчит земная тишина.

И лишь в глаза твои с укором

Глядит безмолвье темноты:

Зачем нечаянным позором

Стыдливость оскорбила ты?

Снежный болван

Из снега сделан остов мой.

Я – ледяной болван немой.

Мой грубый, неуклюжий торс

К ногам безжизненным примерз.

Два неморгающих зрачка –

Два бархатистых уголька.

Льдяное сердце в грудь не бьет,

Льдяное сердце – мертвый лед.

Весенний луч… Бегут ручьи,

И руки мертвые мои

Еще беспомощней торчат,

И слезы – льдинки сыплет взгляд.

Весенний день и синева…

Подтаивает голова.

Весенний день лучом вскипел…

Я пошатнулся и осел,

И тяжело упал назад.

И только бархатистый взгляд

Глядит с укором на весну,

Нарушившую тишину.

«Отошла в голубые просторы…»

Отошла в голубые просторы,

В хоровод светлячков и луны…

Умерла, но печальные взоры

Еще полны твоей глубины.

Я собрал, как с полей маргаритки,

Вспоминанья мои, не спеша,

И в жестоком, мучительном свитке

Истомилась больная душа.

И стою в очистительной вьюге,

И в призывах далеких сирен

Слышу голос умершей подруги

И слежу ее траурный трен.

И провижу певучее платье

И опять укрываюсь во тьму

И шепчу оскорбленно проклятья

И шепчу – и не знаю: кому.

Но в узор серебристых томлений

Заплетаю я грезы мои

И из снега, из вьюги осенней

Запевают твои соловьи.

И горят за метельной вуалью

Твои очи, Святая Жена,

И душа золотою печалью,

Как огнем мотылек, сожжена.

Судьба

Очаровательный удел,

Овитый горестною дрожью…

Мой конь стремительно влетел

На мировое бездорожье.

Во мглу земного бытия,

И мгла с востока задрожали,

И слава юная моя

На перекрестках отставала.

Но муза мчалася --">