Вадим Габриэлевич Шершеневич - Carmina

со мной

То путеводною звездою,

Сиявшей горней глубиной,

То спутницею молодою.

Врачуя влагою речей

Приоткрывавшиеся раны

От неоправданных мечей

Среди коварного тумана.

И годы быстрые цвели

Прозрачной белизной черемух…

Мы песни звонкие несли

Среди окраин незнакомых;

В еще не знаемой земле

Переходили хляби моря;

На вечереющем челе

Горели ветреные зори.

Облитый светом заревым,

В томленье сладостном и строгом,

Венчанный хмелем огневым –

Я подошел к твоим чертогам.

Не изменила, муза, ты,

Путеводительная муза,

Венцом нетленной чистоты

Чело отрадного союза

Благословенно оплела,

Разлившись песней величаво.

И только тут к нам подошла

Отставшая в дороге слава.

Огородное чучело

Чья-то рука бесполезно навьючила

На плечи старый, ненужный костюм.

Вот я стою – придорожное чучело –

Чуждый и воли, и бега, и дум.

Вот я стою. Никого я не трогаю,

И отразилась на бляхе звезда.

Мимо несутся стальною дорогою

С горохом, с шумом, свистя, поезда;

Дымною пастью кидают уверенно

Прямо в лицо огневую струю.

Мимо и дальше. И так же растерянно

Я, неподвижный, безвольный, стою.

Так же беспомощно пальцами-палками

Я упираюсь в нетающий мрак.

Дымом, и сажей, и черными галками

В клочья разорван мой старый пиджак.

Жизнь огородная тело измучила,

В сумрак развеяла дух пустота.

Вот я стою – придорожное чучело

В рваном костюме больного шута.

Властелину

В фонарном отсвете алмазном,

С усмешкой тонкой на губах,

Ты устилаешь путь соблазном,

Как елкой на похоронах.

Выглядываешь и таишься

Надь недоверчивой толпой,

Вдруг расплеснешься, расклубишься

И брызгнешь искрой огневой.

Чуть стукнув ресторанной дверью,

Певучим шелком прошуршав,

Ты клонишь бешеные перья,

Вздымаешь огненный рукав.

С улыбкой над моим ненастьем

Ты чашу полную вина

Мне подаешь – и сладострастьем

Смятенная душа полна.

Гробокопатель! Полководец!

Твоих шпионов – легион!

И каждый ключевой колодец

Твоей отравой насыщен.

Ты язвы, блещущие смолью,

Как пули, шлешь в врагов своих

И стискиваешь едкой болью

Суставы пленников нагих.

Прикрытый бредом и любовью,

Как выпушкою вдоль плащей,

Твои знамена пышут кровью

Над страшной гибелью моей.

«Недолго юной красотой…»

Недолго юной красотой

Питался мой простор душевный.

Опять безжалостной судьбой

Я брошен жизни повседневной,

Опять замкнулся круг друзей

Моею жизнью молодою;

Душа в кругу, но мысли в ней

Разнообразной чередою,

Как змеи снежные, спешат,

Торопятся, перегоняют,

Издревле молчаливый взгляд

Мечтою новою вскипает.

И так бессмысленно чужды

Друзей ненужных пересуды,

Как однозвучный плеск воды

В глухие, каменные груды.

Душа созревшая полна

Иным, неведомым виденьем

И наслаждается она

Своим затейливым томленьем.

Так путник, возвратясь домой

Из стран жемчужных, запредельных,

Томится долгою зимой

В порывах ярых, но бесцельных.

И оскорбительно-смешон

Ему – грустящему об юге –

И посеревший небосклон,

И белый танец пьяной вьюги,

И догорающая печь,

На окнах спущенные шторы,

И о давно забытом речь,

И надоедливые споры.

Смерть

Ты подошла ко мне вплотную

И, пристально взглянув в упор,

Вонзила, как струю стальную,

Свой серый взгляд в мой юный взор.

Исторгла огневую душу,

И сладостный покой земной,

На пламенеющую сушу

Метнула ледяной волной.

И, из-под маски мрачно черной

Очами властными горя,

Моих мечтаний челн узорный

Умчала в горние моря.

Но и в прозрении иного,

Вблизи заоблачной реки, –

Еще видны костра земного

Мерцающие огоньки.

Еще твердят земные девы

И радостные женихи

Мои печальные напевы,

Мои тоскливые стихи.

Эдмонд и Дженни

Посв. E. S.

«…звезда, мечтанье.

Как поют твои соловьи!»

А. Блок.

I. Одинокий Эдмонд

Дженни! Ясная! Затепли

Радостью слова твои!

Словно искра в сером пепле

Сердце полное --">