Джордж Гордон Байрон - Лара

приезд — отлучки долгий срок.

При нём и свиты почитай что нет,

Лишь паж, чужак по виду, юных лет.

Прошли года; они равно бегут

Для тех, что странствуют и тех, что ждут;

Но здесь устало время; без вестей

Его крыла становятся слабей.

И все былое счесть готовы сном

Иль верят в настоящее с трудом.

Он жив, хоть зрелости его расцвет

Ожгло касание забот и лет;

Грехам его — коль помнит их иной —

Судьбы неверность быть могла виной;

Дурной иль доброй славы днесь лишен,

Мог поддержать бы славу рода он;

В былые годы слыл он гордецом

И полюбил успех ещё юнцом;

Но быть искуплен грех подобный мог,

Коль не успел перерасти в порок.

5.

И вскоре все одно понять могли —

В нём перемены впрямь произошли.

Морщины на челе его для них —

Страстей примета, но страстей былых;

Он столь же горд, но юный пыл забыт;

Небрежный тон речей, холодный вид,

Осанка величавая, и взгляд,

Ловящий всё, что на сердце таят;

И едкость речи: тот, чьё сердце свет

Когда-то жалил, — жалит всех в ответ,

Как будто в шутку; вы бы не смогли

Сознаться, что укол вам нанесли;

Таким предстал он; прочее ж едва

Уловит взор иль выразят слова.

Других влекут любовь, успех и честь,

Пускай не всякий может их обресть;

А Лару вряд ли эта жажда жгла,

Хоть, кажется, недавно в нём жила;

Но чувством сильным, спрятанным от глаз,

Вдруг озарялся бледный лик подчас.

6.

Расспросов долгих о пережитом

Он не любил; не говорил о том,

В каких чудесных землях он блуждал

Безвестным — как, похоже, сам считал.

И люди зря его ловили взгляд

Иль мнили, что пажа разговорят:

Увиденное в тайне он хранил,

Чужого любопытства не ценил;

Настойчивей вопросы — лик мрачней,

И следует ответ ещё скудней.

7.

И в свете — не без радости — его

Узрели вновь, приняв как своего;

Вступил он в круг вельмож своей страны,

С кем сан и власть сближать его должны;

Средь вихря их веселий наблюдал,

Как всякий наслаждался иль страдал;

Но, наблюдая, не делил меж тем

Ни мук, ни радостей, присущих всем;

Не гнался за мечтой, что их зовёт,

И рушась вечно, всё же в них живет:

Тень славы, иль наживы сладкий груз,

Любовь красавицы, победы вкус…

Искавших путь к нему, казалось, вдруг

Отбрасывал назад незримый круг;

Укор, застывший в глуби этих глаз,

Осаживал нескромных всякий раз;

При нём меж робких разговор смолкал,

Иль общий шепот страха пробегал;

Но мудрое решило меньшинство:

Он лучше, чем сулит нам вид его!

8.

Всё это странно: в юности былой

Он жаждал наслаждений, рвался в бой;

Любовь, сраженья, море, — все пути,

Где б мог восторг иль гибель он найти,

Изведавши поочередно, он

Был радостью иль мукой награждён,

Не пошлой серединой; чувствам был

Защитою от мысли самый пыл;

В нём было сердце бурею полно,

И презирало бунт стихий оно;

Дух упоенный небо наблюдал:

Неужто там сильнейший обитал?

Всех крайностей невольник, как был он

От этих снов безумных пробуждён?

Бог весть! когда ж виденье унеслось,

Он проклял сердце: не разорвалось!

9.

Вникал он в книги нынче; до того

Сам род людской был книгою его;

Теперь, случалось, вдруг он рвался прочь

От всякого общения. Всю ночь

Тогда его шагов метался звук

Вдоль зал, где предки хмурились вокруг

С портретов грубых. Слуг в такие дни

Он редко звал, но слышали они

«…пусть будет это тайной, — глас иной,

И меньше походил он на земной.

Смешно сказать, да только ты бы сам

Ни слуху не поверил, ни глазам.

Зачем он вечно устремляет взгляд

На страшный череп, что из гроба взят

Рукой безбожной, и теперь лежит

Меж книг его, как будто сторожит?

Зачем он бродит ночи напролёт,

Гостей иль музыкантов не зовёт?

Всё, всё неладно — в чём же корень зла?

Иной, быть может, слышал, но была

Та повесть слишком давнею; умней

Лишь осторожно намекнуть о ней,

--">