Наталья Гимон - Дичок. Сказки дедушки Корая

над крышами раздавались. Вскоре от зноя и засухи дни для всего живого начали сливаться в сухую, пыльную, слепящую муть. А однажды прямо наяву привиделся яблоньке сон, будто лес вдруг заскрипел за спиной, то ли её, то ли не её окликая, а после и вовсе заговорил звонким девчоночьим голоском:

– Потерпи, потерпи, яблонька. Сейчас я тебя напою. – И в тот же миг по корням деревца полилась вода, прохладная и живая. Корешки замешкались лишь на мгновенье, а затем сразу же начали жадно и торопливо пить. Но воды отчего-то оказалось совсем мало. Яблонька подняла взор и увидела перед собой человеческий росточек. Большие серые глаза, в которых прозрачной росой сверкали слёзы, смотрели на поникшие увядающие веточки маленького деревца, а рядом стояло небольшое ведёрко. – Я сейчас ещё принесу, – пообещал росточек и, подхватив пустое ведёрко, побежал к селению. Назад он воротился не один, и, увидав идущего следом за ним человека, яблонька всей своей серой от жары кроной потянулась ему навстречу.

– Соскучилась, никак? – чуть удивлённо сказал человек. – Ну-ка, сторонись, Кайра. – И под корни деревца хлынула целая бадейка воды. Яблонька прикрыла глаза от наслаждения и благодарно зашумела листвой.

– А она поправится? – тихонько спросил росточек человека.

– Конечно, доченька, – обнял он малышку, – конечно поправится. – И серые, как утренний туман, глаза его улыбнулись.

Этой ночью перед рассветом, яблоньку разбудил ясный шёпот, бесцветным шуршанием и взволнованным скрипом разрывающий полную тишину, напрочь лишённую остальных ночных звуков.

– Деревце! Проснись, деревце! – многоголосо звали её. Яблонька оглянулась, и встревоженные лесные великаны неожиданно взмолились, словно единое существо: – Спаси нас, деревце! Он возвращается!

– Кто? – испуганно крикнула она и вдруг заметила, как одна за другой гаснут на чёрном бархатном небосклоне яркие звёзды. Где-то за лесом сверкнула зарница, и её вспышка осветила, наконец, жирную, клубящуюся тушу громадной грозовой тучи, стремительно закрывающей небо от окоёма до окоёма. Ещё одна вспышка, и ещё. Потом вдалеке глухо громыхнуло, и следом в окружающий яблоньку подлунный мир ворвался самый тёмный из когда-либо виданных ею кошмаров.

Грозы, подобной этой, маленькое деревце никогда раньше не видело. Небо то разверзалось ледяным водопадом, то сыпало на землю крупными, как лесные орехи, градинами, а потом неожиданно всё прекращалось, уступая место таким порывам ветра, что, не напои накануне яблонька свои корни, её бы ослабленную вырвало б из земли и потащило б невесть куда.

Тщетно пыталась она разглядеть в крутящемся вокруг безумии своего братца – только выросшие до неба его почерневшие крылья дико метались вокруг.

Совсем рядом вдруг закричало какое-то дерево, а следом земля едва заметно дрогнула от глухого удара упавшего ствола. Эхом ему откликнулись ещё несколько с корнем вырванных из земли исполинов. Как не цеплялся лес друг за друга ветвями, не у всех хватало сил удержаться, и крики их наводили смертную жуть на бедное деревце.

Неожиданно воздух сделался хрустально прозрачным, как родниковая вода, и яблонька увидела селение людей, терзаемое бурей. То тут, то там, за невысокими оградками падали совсем недавно отцветшие деревья. На некоторых домах крыша не выдержала порывов ветра, и некогда аккуратно уложенная дранка веером разлеталась вокруг.

Вдруг тучи над селением закружились в необъятном хороводе, с каждым мгновением всё ускоряя и ускоряя свой бег и превращаясь в огромную воронку, а в центре этой воронки маленькое деревце, наконец, увидело потемневший лик своего братца. Он медленно спускался вниз, туда, где в одном из домов прижимался сейчас к человеку маленький сероглазый росточек, с ужасом глядя на подрагивающую над головой крышу.

– Братец! – изо всех сил закричала яблонька. – Братец!!! – и взгляд чёрных глаз его, отражавших лишь вспышки молний, обратился к ней. Он замер в полпути от своей добычи, и время, будто вместе с ним, остановилось. – Нет, братец, не надо! – взмолилось маленькое деревце. – Они же погибнут!

– Значит, они тебе дороги, – оглушительным громом разнеслось над землёй.

– Ты был мне как брат и называл меня своею сестрой. Ты стал для меня семьёй, вот только они от этого не стали мне чужды. Я такая же, как они, и нет ничьей вины в том, что мои корни об этом помнят, как и в том, что я проросла здесь, между людьми и лесом. Но это ведь ничего не --">