Наталья Гимон - Дичок. Сказки дедушки Корая

на самой опушке. Никто и вспомнить не мог, откуда она здесь взялась. То ли зверушка лесная когда-то из близкого селения спелый плод в своё жилище несла да потеряла, то ли птица семена посеяла, а может и человек какой перехожий шёл да душистым даром лакомился и огрызочек с семечками земле родительнице вернул. А те взяли да и проросли.

Но как бы там не случилось, росло теперь дикое деревце, – низенькое, корявенькое, невзрачное, – и от леса особняком, и от жилья человеческого в стороне.

А селение стояло недалеко – зажиточное, красивое. Ухоженные сады – яблоневые, грушевые, вишнёвые – за невысокими тынами каждую весну словно пеной морской вскипали и будто светились изнутри нежно-розовым, золотисто-медовым, снежно-белым светом, небеса радуя да друг с другом перешёптываясь.

Смотрела на них яблонька и налюбоваться не могла. У неё самой-то всех друзей было – только пичуги певчие случайные. Да ещё брат-ветер изредка прилетал, ска́зами забавляя. Потому и печалилось очень маленькое деревце.

Вот примчался как-то к ней ветер и спрашивает:

– Что грустишь, сестрица?

А яблонька вздохнула в ответ:

– Сиротливо мне, братец.

– Что ж так? В чём же сиротство твоё? Посмотри, какой лес за спиной стоит! Аль не нравится?

– Что ты! – вскинуло деревце ветви. – Лес великий. Берёзки все словно свечки к небу тянутся, дубы могучие богатырями застыли. И детки им под стать растут, да всё к ро́дицам прижимаются, друг друга бра́тицей кличут. А со мной, коря́вицей, и говорить никто не хочет.

– Это потому, что ты в сторонке стоишь, – утешил её ветер, гладя упрямую непослушную крону. – До тебя им дошуметься тяжело. Вот они меж собою и шушукаются.

– Верно ты говоришь, братец, – кивнула яблонька ветвями. – Оттого и сиротливо мне: ни там, ни сям я не нужна никому. И толку от меня нету, и красы никакой.

– Ну, с красой я тебе помогу. Я из тебя такую красавицу сделаю! – засмеялся ветер и умчался прочь. А через два солнечных шага показалась на небе тучка, словно пастухом им по синему полю гонимая; добежала до яблоньки да и пролилась на неё тёплым дождиком, умыв от кроны до самых корней. И засияло деревце, словно каменьями драгоценными усыпанное, заулыбалось небу высокому.

– Ну вот, – улыбнулся и ветер, – краса ненаглядная. И не хуже тех, что в селении стоят. Они там все гурьбой единой, и не разглядеть; а ты – словно королевна от них отличаешься. А придёт время – ещё краше станешь.

С этими словами помчался он дальше над миром странствовать, а яблонька с улыбкой в след ему ветвями качала.

Шло время. Весну сменило лето, потом и осень вызолотила мир и расплескала по дорогой парче яркую багряную краску. Из селения то и дело доносились радостные голоса и перекли́ки – люди собирали небывало богатый урожай со своих садов. И снова опечалилась яблонька, что не выросло на её ветках ни одного яблочка. А однажды после захода солнца, когда звёзды крупными жемчугами смотрели вниз на землю, услыхала она странные звуки, – то весёлые, дробные, как олений бег, то протяжные и певучие, словно вьюга где-то поёт. И от звуков этих ветви деревца затрепетали, и вечерняя роса чистыми слезами пала на жухлую траву.

В свой черёд пришла и зима. Затрещали морозцы, закружили метели, намело сугробов, да таких, что селе́нских тынов видно не стало. Ветер закутал свою сестрицу в пушистое белое одеяло, укрыл почти с макушкой, и она уснула, убаюканная его песнями. И снились ей удивительные сны, будто вырос рядом с ней целый яблоневый сад, и все деревца в нём улыбались яблоньке и называли своею сестрою.

Дни сменяли друг друга, небо светлело и темнело своим чередом. Но наконец, зима перестала баюкать мир белой своей колыбельной и увела далеко на полночь снежных тавуно́в, несметными сонмами резвившихся над землёю. Солнце пригрело ярче, и, одетая в прозрачное одеяние его ласковых лучей, на земных просторах наступила весна. Она ста́яла сугробы, напоила вешними водами звонкие ручьи, вскрыла серебряные родники и теперь лучезарной улыбкой встречала возвращавшихся из дальних краёв птиц и приглаживала теплом шёрстки выбравшихся из зимовий лесных жителей.

Лёгкое прикосновение разбудило яблоньку от зимнего сна. Она улыбнулась спросонья и потянулась навстречу неведомой зверушке, открывая глаза, да так и замерла от удивления.

Перед ней, осторожно касаясь ещё холодных голых веточек, стоял человеческий расточек, закутанный в странные тёмные шкуры. Его огромные серые глазищи --">