Анатолий С. Герасименко - Чужаки не считаются

подсобку.

— Ты почему молчал?! — крикнул он, как только распахнулась дверь. Падж, сонно моргая, поглядел на Клыкова. Тот, отдуваясь, показал кусок скорлупы:

— Это что?

Падж шумно втянул воздух.

— Что? — осторожно повторил он.

— Это гхек! — торжествующе объявил Клыков. — Почему ты не сказал, что Востриков наступил на гхека?

— Наступил на гхека, — произнес Падж, избрав, по всей видимости, путь наименьшего сопротивления. Клыков подбоченился и глянул на Паджа поверх очков.

— Я думаю, — сказал он внятно, — что Востриков по незнанию, или по злому умыслу, или просто по пьяни — убил твоего м-м… меньшего собрата. А ты, видимо, придя в отчаяние, ударил его. Или, может, ты пытался защитить соплеменника? Ведь это смягчающее обстоятельство! Вострикова, останься он жив, должны были судить за убийство! А? Что скажешь?

Падж тупо посмотрел на скорлупу и скучным голосом произнёс:

— Он не убивал моего гхека. Он меня обозвал, я разозлился и его ударил.

— Совсем обалдел? — вспылил Клыков. — Тебя ведь посадят, башка твоя дурья, рогатая! Межвидовое преступление — не шутки!

Падж опустил голову на подушку и закрыл глаза. Клыков плюнул и выскочил из подсобки.

— Ну и хрен с тобой, — шипел он, запирая дверь.

— Пойдёт под суд, как миленький, — шептал он, шагая по коридору.

— Цацкаться тут с ним, — бурчал он, выходя на крыльцо. Вечерело, на городской стене менялись стражники. Из пекарен пахло дымом и хлебом, слышалось, как на базаре перекликаются тафидяне (в основном, организмы-Д). Клыков постоял на крыльце, глубоко дыша, остывая. Со стороны леса, отгоняя городские запахи, повеял пряный бриз. Уезжать с Тафиды ужасно не хотелось, ещё больше не хотелось искать новую тему для исследований.

— Приставы будут — разберутся, — сказал Клыков с тоской. Бриз потрепал ему волосы, соглашаясь. Клыков сердито пригладил редкие пряди: лысел.

— Ладно, — решил он. — К бабе его зайду, и всё.

Организмы-Д сильно отличались на вид от своих мощных спутников. Сунни, жена Паджа (строго говоря, оплодотворительный партнер второго звена) походила на королеву эльфов из немецкой сказки. Огромные тёмные глаза на фарфоровом личике, стрекозиные переливчатые крылья за спиной, тонкие руки с обезьяньими пальцами. Роста в ней было — Клыкову по пояс.

— Я вас слушаю, — прощебетала она на косперанто. В дом зайти не приглашала, стояла на пороге, чуть трепеща крыльями. Клыков поправил очки:

— Я вот по какому вопросу…

Стараясь быть кратким, он рассказал то, что было известно: о том, как Падж явился с повинной, о том, как пытался себя оболгать, о визите в дом убитого и о найденной скорлупе.

— Понимаете, — говорил Клыков, с трудом подбирая слова, — мне, конечно, неприятно, что погиб коллега, но ещё хуже будет, если пострадает невиновный. Падж отчего-то молчит, поэтому нужна ваша помощь. Этот несчастный гхек важней всего. Если Востриков наступил на гхека, то у Паджа был серьёзный повод. Я-то знаю, как для вас важны гхеки, и, если этот гхек принадлежал Па…

— Непристойность! — вдруг закричала Сунни. Клыков поднял брови:

— Простите? «Чёртово косперанто, — подумал он с досадой. — Надо было подналечь на курсах…» Но Сунни продолжала кричать:

— Довольно грубостей! Муж сам пошёл к вам! Сам сознался! Я теперь почти вдова! А вы стоите здесь и говорите непристойности! Как можно! Позор!

Она хлопнула дверью, едва не задев Клыкова по носу. Клыков снял очки, повертел в руках и надел опять.

— Гм, — только и сказал он. Сойдя с крыльца, он оглянулся: может, это какой-то местный ритуал — орать на гостей? Теперь дверь откроется, Сунни, кланяясь, выглянет и, наконец, позовет его в дом… Но никто не выходил, дверь оставалась закрытой, и только торчали из-за глиняной крыши ветки радужного самшита. «Вот и еще одна нестыковка, — подумал Клыков сердито. — Востриков-то с Паджем, оказывается, соседи. „Залез в повозку и поехал очень быстро“. Куда он ехал, рядом с собственным домом? Однако у бабы не всё в порядке с головой. Может, Падж как раз от неё в тюрьму сбежать хочет?»

— Ну и катись оно всё, — пробурчал Клыков и побрёл на биостанцию. Полуденная жара шла на убыль, тесные улицы полнились народом, но перед Клыковым все расступались — рогатые гиганты пятились к колючим изгородям, крылатые фигурки стайками порскали в тень. Затормозил на почтительном расстоянии экипаж: огромное колесо, внутри которого давили на ступени --">