Александр Валентинович Силецкий - Бездомные страсти

Александр Силецкий БЕЗДОМНЫЕ СТРАСТИ

Третьего октября 1937 года, в десять вечера, в дверь моей квартиры кто-то постучал.

— Да-да, — сказал я, — войдите. Не заперто.

Сегодня утром у меня испортился замок, я вызвал слесаря, чтобы тот поставил новый, но так и не дождался целый день. Может, теперь, наконец-то, — чем ведь черт не шутит!..

Однако дверь не шелохнулась.

Она только как-то странно поблекла, чуть засветилась, и вдруг прямо сквозь нее в переднюю шагнул элегантно одетый человек средних лет, невысокий, с усталым, болезненного вида лицом.

— Добрый вечер, — сказал он, приподнимая шляпу. — Я — черт.

Ну-ну, голубчик, знаем мы эти хохмы, подумал я, выкладывай-ка все начистоту.

Да, но ведь как, КАК он вошел!..

Такого просто не бывает! В сказках разве… Да к тому же эти рожки… Там, на голове, под шляпой…

И тогда я, наконец, уразумел, что незнакомец и на самом деле мне не врет, хотя, быть может, чуточку и подвирает в чем-то, только получается все это у него красиво и, наверняка, он не оттуда, откуда вдруг могли нагрянуть каждый день…

— Ну вот, — улыбнулся гость, словно прочтя мои мысли, — теперь-то вы верите? Верите, правда?

— Верю, — согласился я.

— Вот и прекрасно, — обрадовался черт, — вы разумный человек. И не надо меня бояться. Еще никогда и никому по собственной воле я не делал зла — люди сами виноваты… Надеюсь, с вами мы не будем враждовать?

— Это было бы неплохо, — отозвался я, тщетно пытаясь унять в теле нервическую дрожь.

— Пустите меня переночевать, — сказал внезапно черт.

— Что?!

— Переночевать пустите, а? — жалобно повторил черт.

— Да вы смеетесь! — ахнул я. — Где это видано…

— Кой раз в веки попросишь человека… — вздохнул черт.

— Но зачем? У вас что, нет дома в преисподней?

— Дом-то есть… Да только… Мне нельзя возвращаться.

— Почему?

— Все-то вам, людям, разъясни! — нервно дернулся черт. — Не могу я рассказать сейчас! Это… опасно.

— Для вас?

— Для меня. И для вас тоже, если вы порядочный человек.

И тогда меня осенило.

— Простите, — сказал я, переходя неожиданно на шепот, — какой у вас в преисподней год?

— Вестимо, — так же шепотом ответил черт, не глядя на меня. — Тридцать седьмой. От конца исторического счета.

— А-а, — сказал я.

— Пустите меня переночевать, — в третий раз попросил черт. — Я завтра утром уйду, чтоб не причинять вам неприятностей.

— Куда же вы уйдете? — испытывая беспричинную жалость к нему, спросил я.

— Да куда-нибудь. К другому человеку… потом к третьему… И так до тех пор, пока все это не кончится.

— А если это не кончится никогда?

— Кончится, — убежденно ответил черт. — Когда никого не останется, кто что-то помнит, вот тогда и кончится. А может быть, и раньше… Мы никому сами не делаем зла. Это люди во всем виноваты.

— Вы тоже человек, — возразил я. — Там, у себя в преисподней.

— Вот и страдаю, — заметил черт.

— Ладно, — сказал я, — оставайтесь. Места хватит.

— Благодарю. — и черт как-то привычно принялся снимать пальто.

В половине первого, когда мы уже спали, в дверь послышался надсадный стук.

Несколько секунд мы с чертом испуганно переглядывались, потом я встал и вышел в переднюю.

Я сказал:

— Кого там черти несут среди ночи? — хотя прекрасно понимал, как нелеп этот вопрос, и потому добавил: — Ну же, заходите. Дверь не заперта.

В переднюю вломились трое: наш дворник Рахимов, пьяный еще больше, чем всегда, милиционер и человек в штатском, в кепке с длинным козырьком, из-под которого выглядывал мясистый нос с некрасивой щеточкой усов.

— Собирайтесь, — приказал человек в штатском. — Живее!

Они втроем разбрелись по квартире (как все нынче любят сувениры!..), а я пошел в спальню, чтобы одеться.

Бежать…

Пардон, куда?

К моему великому изумлению, черта и след простыл, или, может, он спрятался где-нибудь — не знаю, тогда его судьба перестала меня волновать.

Я оделся, и мы вышли из квартиры. Вещей я не взял — не велели.

Когда мы спускались по лестнице, дворник Рахимов, подгоняя, больно ткнул меня кулаком в спину и зло просипел: «У, буржуй, твою мать, догулялся, шайтан!», и я ничего не посмел ему возразить.

Через семнадцать лет я вернулся домой, снова стал работать по специальности, и, казалось, тот давнишний случай навсегда отошел в небытие.

Я уже почти забыл о нем.

По крайней мере --">