Лев Иванович Ошанин - Вода бессмертия

складно мечами втроем.

Груды тел вырастали вокруг. Между тем

Камень сбил с Александра сверкающий шлем.

Лишь на миг опустил он свой щит. И стрела

Панцирь смяла и в грудь Александра вошла.

Он упал на колено. И встать он не смог.

И на землю безмолвно, беспомощно лег.

Но уже крепостные ворота в щепе.

Меч победы и мести гуляет в толпе.

Александра выносят. Пробитая грудь

Свежий воздух целебный не в силах вдохнуть…

Разлетелся быстрее, чем топот копыт,

Слух по войску, что царь их стрелою убит.

Старый воин качает седой головой:

«Был он так безрассуден, наш царь молодой».

Между тем, хоть лицо его словно в мелу,

Из груди Александра добыли стрелу.

Буйно хлынула кровь. А потом запеклась.

Стали тайные травы на грудь его класть.

Был он молод и крепок. И вот он опять

Из беспамятства выплыл. Но хочется спать…

Возле мачты сидит он в лавровом венке.

Мимо войска галера плывет по реке.

Хоть не ведали воины точно пока,

То ль живого везут, то ль везут мертвяка.

Может, все-таки рано им плакать о нем?

Он у мачты сидит. И молчит о своем.

Безрассудство… А где его грань?

                                                      Сложен суд,—

Где отвага и глупость границу несут.

Вспомнил он, как под вечер, устав тяжело,

Войско мерно над черною пропастью шло.

Там персидских послов на окраине дня

Принял он второпях, не слезая с коня.

Взял письмо, а дары завязали в узлы.

— Не спешите на битву, — просили послы.—

Замиритесь с великим персидским царем.

— Нет, — сказал Александр, — мы скорее умрем.

— Вы погибнете, — грустно сказали послы,—

Нас без счета, а ваши фаланги малы.—

Он ответил: — Неверно ведете вы счет.

Каждый воин мой стоит иных пятисот.—

К утомленным рядам повернул он коня.

— Кто хотел бы из вас умереть за меня? —

Сразу двинулись все.

— Нет, — отвел он свой взгляд,—

Только трое нужны. Остальные — назад.—

Трое юношей, сильных и звонких, как меч,

Появились в размашистой резкости плеч.

Он, любуясь прекрасною статью такой,

Указал им на черную пропасть рукой.

И мальчишки, с улыбкой пройдя перед ним,

Молча прыгнули в пропасть один за другим.

Он спросил:

                   — Значит, наши фаланги малы? —

Тихо, с ужасом скрылись в закате послы.

Безрассудство, а где его грань?

                                              Сложен суд,

Где бесстрашье с бессмертьем границу несут.

Не безумно ль водить по бумаге пустой,

Если жили на свете Шекспир и Толстой?

А зачем же душа? Чтобы зябко беречь

От снегов и костров, от безжалостных встреч?

Если вера с тобой и свеченье ума,

То за ними удача приходит сама.

…Царь у мачты. А с берега смотрят войска:

— Мертвый? Нет, погляди, шевельнулась рука…—

Старый воин качает седой головой:

— Больно ты безрассуден, наш царь молодой.—

Александр, улыбнувшись, ответил ему:

— Прыгать в крепость, ты прав, было мне ни к чему.

БАЛЛАДА О БЕСПОМОЩНОСТИ

Александр — сам философ

     и зная философам цену,—

Появившись в Коринфе,

     велел привести Диогена.

А когда Диоген

     объявил царедворцам, что занят,

Царь пошел к нему сам,

     любопытными щурясь глазами.

Тот, подставив под солнце

      волос седоватые клочья,

Возлежал отрешенно

      у старой обветренной бочки.

Был он в рубище,

     грязном, худом и корявом.

А на случай зимы

     обладал одеялом дырявым.

Царь спросил у него,

     не дождавшись ни просьб, ни вопросов:

— Что тебе подарить,

    чем помочь тебе, мудрый философ? —

Диоген, усмехнувшись,

     ответил угрюмо и строго:

— Что ты можешь мне дать?

      И того, что имею я, много.

Мир коварен.

      Дряхлеет душа от его подаяний.

Хочешь счастье узнать —

     откажись от надежд и желаний.

— Но ведь я — Александр.

     Всюду ждут меня люди, ликуя.

Для тебя, может, все-таки

     что-нибудь сделать могу я?

— Можешь,—

     пошевелил --">