Лев Иванович Ошанин - Вода бессмертия

богатела,

Не боясь любых врагов,

Та страна, что примет тело

Радостного для богов. —

Жрец мелькнул загробной тенью

И немедля выслан вон.

Было не до погребенья —

Мир еще недоделен.

Но уже из злого крика

Можно стало примечать,

Что не зря хранил Фердикка

Александрову печать.

Он на мир наложит лапу

Всех упрямей и прямей,

А египетским сатрапом

Станет быстрый Птолемей.

Этих двух, сидящих рядом

На совете тех времен,

Выбираю я в балладу,

Сокращая круг имен.

Встала ночь над Вавилоном,

Вкрадчив пыльный звук копыт.

Спит Фердикка утомленный,

Легкий Птолемей не спит.

Он не ждет зари восточной,

А из городских ворот

В час нежданный, в час полночный

Конницу свою ведет.

Ты в душе у Птолемея,

Взяв восточные слова,

Угадаешь хитрость змея,

Ярость и отвагу льва.

Он, с Египтом обрученный,

Никому не говоря,

Вавилонской ночью черной

Выкрал мертвого царя.

На торжественной повозке

На диковинном ковре

Царь лежит в слоновой кости,

В золоте и в серебре.

Птолемей к пустыне дикой

Гонит, к мареву песка.

Пробудившийся Фердикка

Двинул вслед ему войска.

Мчатся бешеные кони.

Бляхи медные горят.

Не отцепится погоня,

Не исчезнет царекрад.

Были добрыми друзьями,

Только, прошлое, молчи —

Свет померк перед глазами,

Обнажаются мечи.

Целый день играет битва

Посреди песков глухих.

Сколько бито-перебито

Победителей былых…

Злоба ширится тупая.

Память прошлого немей.

Миг еще — и отступает

Вероломный Птолемей.

У Фердикки горло стынет,

Он, коня в карьер беря,

Мчится поперек пустыни

И кричит: «Отдай царя!»

Он прославлен хваткой жесткой

И на западной заре

Догоняет он повозку

В золоте и серебре.

Сразу злоба позабыта.

По движению руки

Медленно стихает битва

И уходит звук в пески.

Возвышаясь гордым ликом

В роще сросшихся бровей,

Возвращается Фердикка

С драгоценностью своей.

Между тем заря потухла,

Подшутив над храбрецом —

Он везет в повозке куклу

С Александровым лицом.

Лишь в притихшем Вавилоне

Он поймет в толпе людей,

Как над ним и над погоней

Посмеялся Птолемей.

А божественное тело,

Добрым вверено рукам,

Без красивостей летело

Напрямую по пескам.

Видно, боги озарили

Путь луною добела —

Быть ему в Александрии,

В городе его тепла.

Здесь возвысилась гробница.

Должен в шорохе веков

С ней навеки породниться

Воин трех материков.

Стихнет свет над Вавилоном,

Станет небо потемней.

Из сатрапа фараоном

Обернется Птолемей.

Воинским играя счастьем,

Каждый яростен и крут.

Всю империю на части

Полководцы раздерут.

Поцарюют, порадеют…

И, прибрав подлунный свет,

Рим наследует идеи

Александровых побед.

Холодны мечи и латы,

С ними братству не бывать —

Будут римские Пилаты

Вешать, а не целовать.

Поразив века игрою,

Чередою властных лиц,

И тираны и герои

Все уйдут под сень гробниц.

Плыть дождям и звездам капать.

Где ж тот первый в мире злом,

Кто решил Восток и Запад

Завязать одним узлом?

Где же тот, кто миром правил,

Кто оставил столько вдов.

Кто по всей земле расставил

Столько белых городов?

Имя городу меняли,

Если жив он и высок,

А другие постояли —

И замел их след песок.

Все богатства раздарили,

Позабыли все слова…

Но одна Александрия

В белой Африке жива.

Здесь ее создатель признан.

Только скрылся он в песок —

Под шестью слоями жизни

Схоронил его Восток.

…Не над ним ли вьются птицы,

Плачут птицы по весне?

Где она, его гробница,

Расскажи, Египет, мне.

БАЛЛАДА О РУСАЛКЕ

Мы шли Средиземным морем.

Ночью мне не спалось.

Луна, как бесстрастный историк,

Все простреливала насквозь.

Динар золотой обронен.

Или шутит волна?

И --">