Юрий Александрович Фанкин - Западня

круговину. Силясь, он попытался приподнять крышку. Ничего не получалось.

“Силён мужик!” - похвалил Сергей. Однако, раззадоренный препятствием, уступать хозяину он не собирался - работая на сборке, ему приходилось вникать и не в такие механизмы. “Ничего, ничего… - успокаивал себя. - И на хитрую гайку найдётся болт с винтом!”

Отгребая песок и мох, он прошёлся пальцами по крышке - должен же быть какой-то запор! - и наконец обнаружил две расположенные как на молочном бидоне защёлки.

С трудом отжал. Крышка пружинисто откинулась…

Проём был завален всяким тряпьём: драные ватники, дерюжки, мешковина. Раскачиваясь, словно терпеливый рыбак над январской прорубью, он освободил углубление от утепляющих вещиц и принялся убирать выложенные ровным рядком деревянные плашки, вставленные в пазы.

Теперь, когда окончательно открылся проём, Сергей по свежим спилам толстых брёвен догадался, что новый хозяин сделал основательный накат, после которого деревенский погребок превратился то ли в хорошее бомбоубежище, то ли в надёжный схрон на случай конца света…

В погреб вела металлическая лестница, связанная единой конструкцией с крышкой.

Сергей бросил зажжённую спичку в погребную темь - что-то блеснуло в глубине, кажется, трёхлитровые банки.

Не сняв рюкзака, он втиснулся в “люк”, увлекая за собой чужую стёганку. Подосадовал на свою неловкость. Если бы мог знать, что скоро порадуется этой оплошке…

Щупая резиновыми подошвами железные ступени, Сергей медленно сползал вниз. Как нарочно, ступени, в отличие от обычных деревянных лестниц, были расположены редко - через одну не переступишь…

Он коснулся предпоследней ступени, и вдруг над его головой раздался резкий удар, солнечный свет в проёме погас, и он, понимая, что оказался в западне, закричал отчаянно, не щадя голоса:

- Су-ука! Ну и су-ука-а!..

И, обмякнув, бессильно добавил, казалось бы, неуместное:

- Рационализатор!

4

В голове звенело - было такое ощущение, что массивная крышка шарахнула прямо по затылку. Всем нутром своим Сергей чувствовал, что угодил, словно мышь в мышеловку, и всё же, желая проверить себя, он, отдышавшись, вскарабкался вверх по лестнице, попытался приподнять крышку. Всё было сработано на редкость прочно - не расшибёшь и кувалдой. Присмирев, он спустился вниз и долго ощупывал оказавшуюся роковой предпоследнюю ступеньку, стараясь понять, как она сообщается с крышкой, и, конечно, догадался, но это открытие не принесло ему радости.

“Как же я раньше не допер?..”

Уже несъёмная, на пружинах, крышка, как и створчатые перила, должны были насторожить его…

“Эх, дурак ты, дурак!”

Он старался связать свою ошибку с хитроумным механизмом, но что-то подсказывало ему: главный просчёт произошёл раньше, когда он, отставив корзину с грибами, смотрел через забор на обновлённый погребок и довольно безразлично, словно советуясь с кем-то, спрашивал: “А не заглянуть ли?”. И - видит Бог - не очень-то ему хотелось в этот погреб. Куда было проще, не слишком утруждая себя, срезать парочку подмороженных кочанов на другом огороде и спокойно, рассчитав время до минуты, топать большаком к своему поезду.

Вспомнив о пригородном поезде, он осветил спичкой циферблат стареньких часов.

“Ушёл мой поезд…”

И тут же рассердился на собственную глупость:

“Да какая теперь разница! Ушёл - не ушёл…”

И кто его, живущего уже пять лет бобылём, может хватиться? Ушёл спозаранку - никому не сказал. Ни с кем в своём подъезде не столкнулся. Бывало, в поезде столько знакомых, а на этот раз, как нарочно, ни одного. Ему даже показалось: в другой поезд сел…

По-стариковски согнувшись, он сидел на нижней ступеньке, упершись ногами в плотный утрамбованный пол - наверняка укатали песочек глиной, - и у него не было никакого желания проверить чужие запасы. Он ещё жил чувством пришлого человека, вознамерившегося прихватить от силы две банки, а теперь, волею обстоятельств, все припасы, нужные и ненужные, навязывались ему, да и сам погреб становился для него не чем-то временным - пришёл и ушёл, - а жутковатым жильём, кухней и спальней. Если бы по воле какой-то высшей силы железный “люк” распахнулся навстречу свету, то он немедленно ушёл бы отсюда, ничего не взяв, и никогда впоследствии не пожалел бы об этих банках: ведь жил же без них, а стало быть, мог жить и дальше…

Захотелось курить, хоть на несколько минут забыться в душистом --">