Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк - Любовь куклы.

Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович

Любовь куклы. (Повесть).

I.    Пароходный повар Егорушка волновался. Он, вообще, считал себя ответственным лицом за порядок на пароходе "Брат Яков", делавшим рейсы (по Егорушкину -- бегавшим) по р. Камчужной, между уездным городом Бобыльском и пристанью Красный Куст. Ниже пристани начинались пороги, которые начальство старалось уничтожить в течение ста лет, собирало на это предприятие деньги, получало какия-то таинственныя субсидии и отчисления из каких-то еще более таинственных "специальных средств". На этих порогах воспитался целый ряд водяных и "канальских" инженеров. Самое дерзкое предприятие, совершенное этими неутомимыми тружениками, было то, что какой-то инженер Ефим Иваныч взорвал порохом один порожный камень. Камчужские сторожилы и сейчас вспоминают об этом удивительном событии.   -- И откуда он только взялся? -- ворчал Егорушка, вытирая запачканныя стряпней руки о свою белую поварскую куртку.-- Когда выбежали из Краснаго Куста, его и в помяне не было... Надо полагать, ночью сел на пароход, когда грузились дровами у Машкина-Верха.   Егорушка морщиль лоб и усиленно моргал своим единственным глазом,-- другой глаз вытек и был прикрыт распухшим веком. Ему было за шестьдесят, но старик удивительно сохранился и даже не утратил николаевской солдатской выправки. Он точно застыл в вечном желании отдать честь или сделать на караул какому-то невидимому грозному начальству.   А "он" преспокойно разгуливал на палубе третьяго класса, ставя ноги по военному. По походке и по заметной кривизне ног Егорушка сразу определил отставного кавалериста. Видно птицу по полету... И ростом вышел, и здоров из себя, и вся повадка настоящая господская, хотя одежонка и сборная,-- старый дипломат, какая-то порыжелая, широкополая половская шляпа, штаны спрятаны в сапоги. Большие усы и запущенная, жесткая борода с легкой проседью тоже обличали военнаго. И красив был, надо полагать, а вот до какого положения дошел. Много и из господ таких-то бывает. Того гляди, еще медную кастрюлю из кухни сблаговестит, и поминай, как звали. Последняя мысль пришла в голову Егорушки решительно без всякаго основания, но тем не менее сильно его безпокоила.   -- Наверно, лишенный столицы...-- думал вслух Егорушка.-- Другая публика, как следовает быть публике, а этот какой-то вредный навязался...   Публика на пароходе, действительно, набралась обыкновенная. В первом классе ехал "председатель" Иван Павлыч в форменной дворянской фуражке с красным околышем, потом земский врач, два купца по лесной части, монах из Чуевскаго монастыря, красивый и упитанный, читавший, не отрывая глаз, маленькое евангелие, потом белокурая барышня, распустившая по щекам волосы, как болонка, и т. д. Из второго класса публика попроще: две сельских учительницы, о. дьякон из Бобыльска, ездивший на свадьбу к брату, мелочной торговец из Краснаго Куста, ветеринарный фельдшер и мелкотравчатые чиновники разных ведомств. Егорушке нужно было знать наперечет публику этих двух классов. А вдруг потребуют филейминьон или соус с трюфелями? Ступайка, угоди на одного Ивана Павлыча... Утробистый барин, одним словом.   Стояла половина поля. День выдался жаркий, а река стояла, как зеркало. Хоть-бы ветерком дунуло. А тут еще в кухне, как на том свете в аду. Егорушка в последнем был сам виноват, потому что нещадно палил хозяйския дрова с ранняго утра. Да и кухня была маленькая, едва одному повернуться, и Егорушка выскакивал из нея, как ошпаренный. Впрочем, последнее обяснялось не одним действием накаленной плиты, а также и неосторожным обращением с монополькой. По поводу последней слабости Егорушка оправдывался тем, что николаевскому солдату полагается "примочка".   -- У нас как полагалось по артикулу? -- обяснял Егорушка, вытирая потное лицо рукой. -- Девять человек заколоти, а одного выучи... Каждый день вот какая битва шла, не приведи, Господи! Отдыхали-то на войне... Раэе нынешний солдат может что-нибудь понимать? Ну-ка, вытяни носок... ха-ха!..   Сегодня Егорушка особенно страдал от жары и на этом основании с особенным неистовством ракаливал свою плиту. Он вытаскивал жестяной чайник с кипятком на скамейку у водяного колеса и отдувался чаем. Ничего не помогало... Да и скучно как-то одному. В третьем классе ехал монашик из неважных, и Егорушка его пригласил.   -- Не хочешь-ли, батя, чайку?   Монах имел необыкновенно кроткий вид. Высокий, --">