Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк - Любовь куклы.

ощущение свободы, как больной, который встал с постели. Будет, довольно... Прошлое умерло.   -- Да, хорошо...-- подумал вслух Половецкий, глядя на убегавший берег реки.-- Хорошо потому, что ничего не нужно.   Ни сама р. Камчужная, ни ея берега никаких особенных красот не представляли, но Половецкому все теперь казалось в каком-то особенном освещении, точно он видел эту бледную красками и линиями русскую северную природу в первый раз. Да, он любовался красотами Капри, венецианских лагун, альпийских ледников, прибоем Атлантическаго океана, а своей родной природы не существовало. А ведь она чудно хороша, если хорошенько всмотреться, она -- широкий масштаб, по которому выстроилась русская душа. Что может быть лучше этих бледных акварельных тонов северной зелени, этих мягких, ласкающих линий и контуров, этого бледно-голубого неба? О, как он отлично все это понимал и чувствовал, и любил именно сейчас... Ему делалось даже жаль ехавших в первом классе пассажиров, которые так равнодушно относились к окружавшему их пейзажу.   Это созерцательное настроение было прервано громким хохотом Егорушки, который хлопал себя по ляжкам и раскачивался всем корпусом.   -- Да не игумен-ли... а? -- повторял он, задыхаясь. Брат Павлин сконфуженно улыбался.   Половецкий подошел к нам и спросил, в чем дело.   -- Нет, пусть он сам разскажет...-- отвечал солдат, продолжая хохотать.-- Вот так игумен... Ловко!.. Ты, грит, с молитвой работай?!.. Ха-ха...   -- Это они даже совсем напрасно,-- обяснял смущенный бhат Павлин.-- Я им разсказал про обитель, а они смеются...   -- Ну, ну, разскажи еще разок?   -- У нас обитель небольшая, всей братии семь человек, а я, значит, восьмой,-- заговорил брат Павлин уже без смущения.-- И обител совсем особенная... совсем в болоте стоит, в водополы или осенью недель по шести ни пройти, ни проехать. Даже на лодках нет ходу...   -- Зачем же в болото забрались, батя, точно комары?   -- А это уж не от нас, а от божьяго соизволения. Чудо было... Это когда царь Грозный казнил город Бобыльск. Сначала-то приехал милостивым, а потом и начал. Из Бобыльскаго монастыря велел снять колокол, привязал бобыльскаго игумна бородой к колоколу и припечатал ее своей царской печатью, а потом колокол с припечатанным игумном и велел бросить в Камчужную.   -- Ловко! Ох-хо-хо...-- заливался солдат.   -- Ну, и братию монашескую начал казнить немилостиво. Кому голову отрубит, кого в воду бросит. Из всего монашескаго состава спасся один старец Мисаил. Он убежал в болото и три дня просидел в воде по горло. Искали, искали и никак не могли сыскать... Господь сохранил блаженнаго человека, а он в память о чуде и поставил обитель Нечаянныя Радости. А царь Иван Грозный сделал в Бобыльскую обитель большой вклад на вечный помин своей царской души.   -- Ты, батя, про игумена-то своего разскажи,-- перебил Егорушка.-- Ведь тоже Мисаилом звать...   -- Что-же, игумен у нас хороший, строгий и милостивый, спокойно ответил брат Павлин.-- Раньше-то я хаживал в обитель по сапожному делу, ну, а летом помогал сено косить, дрова рубить... Очень мне нравилось тихое монашеское житие. Место глухое, перед обителью озеро... Когда идет служба, так по озеру-то далеко несется дивное монашеское пение. Даже слеза прошибает... Так-то я лет пять ходил в обитель, а потом о. игумен и говорит: "Павлин, оставайся у нас... Будешь в миру жить -- осквернишься". Я по первоначалу испугался, потому как монашеское послушание строгое. Боялся не выдержать... Однако, о. игумен по доброте своей уговорил меня. Только и всего.   -- А послушание-то? -- допытывал Егорушка.   -- Какое же послушание; делаю то же самое, что и раньше.   -- Вот, вот... Только даром работаешь на всю обитель, а братия спит. Ха-ха... Ловко приспособил игумен дарового работничка.   Обратившись к Половецкому, Егорушка добавил:   -- Да еще что делают с ним: не дают отдыха и в праздники. В церковь даже летом некогда сходить... "Работа на обитель, грит игумен-то, паче молитвы"! Павлин-то и трубит за всю братию...   -- Надо послушание до конца пройти,-- кротко обяснял брат Павлид.   -- А потом-то?   -- А потом приму окончательный постриг, ежели Господь сподобит.   Голубиная кротость брата Павлина очень понравилась Половецкому, и даже его некрасивое лицо казалось ему теперь красивым. Когда Егорушка с какой-то оторопью бросился к себе в кухню жарить антрекот для Ивана Павлыча, Половецкий разговорился с братом Павлином и узнал удивительныя новости. Разговор зашел о городе Бобыльске, история котораго являлась чем-то --">