Вадим Габриэлевич Шершеневич - Лошадь как лошадь. Третья книга лирики

дохнет резедой.

Резедой.

Шаг и кошка...  Как в хохоте быстрые зубы.

В деснах лап ее когти блеснут белизной.

И на мышь, на кусочек

Мной пойманной ночи,

Кот усы возложил, будто ленты веков,

В вечность свесивши хвостик свой длинный,

Офелией черной, безвинно-

Невинной,

Труп мышонка плывет в пышной пене зубов.

И опять тишина...  Лишь петух - этот маг голосистый,

Лепестки своих криков уронит на пальцы встающего дня...

................................................

Как тебя понимаю, скучающий Господи чистый,

Что так часто врагам предавал, как мышонка меня!..

Ноябрь 1917

РИТМИЧЕСКАЯ ОБРАЗНОСТЬ

Какое мне дело, что кровохаркающий поршень

Истории сегодня качнулся под божьей рукой.

Если опять грустью изморщен

Твой голос, слабый такой?!

На метле революций на шабаш выдумок

Россия несется сквозь полночь пусть!

О если б своей немыслимой обидой мог

Искупить до дна твою грусть!

Снова голос твой скорбью старинной дрожит,

Снова взгляд твой сутулится, больная моя!

И опять небывалого счастья чертя чертежи,

Я хочу населить твое сердце необитаемое!

Ведь не боги обжигают людское раздолье!

Ожогам горяч достаточно стих!

Что мне, что мир поперхнулся болью,

Если плачут глаза твои, и мне не спасти их!

Открыть бы пошире свой паршивый рот,

Чтоб песни развесить черной судьбе,

И приволочь силком, вот так, за шиворот,

Несказанное счастье к тебе!

Март 1918

ПРИНЦИП КУБИЗМА

А над сердцем слишком вытертом пустью нелепой,

Распахнувшись наркозом, ты мутно забылась строкой.

Как рукав выше локтя, каким-то о родственном крепком,

Перебинтован твой голос тоской.

Из перчатки прошедшего выпираясь бесстонно,

Словно пальцы, исколотые былью глаза, -

И любовь - этот козырь червонный -

Распялся крестом червонного туза.

За бесстыдство твоих губ, как в обитель нести,

И в какую распуститься трещину душой,

Чтоб в стакан кипяченой действительности

Валерьянкой закапать покой?!

И плетется судьба измочаленной  сивкой

В гололедицу тащить несуразный воз.

И каким надо быть, чтоб  по этим глазам обрывкам

Не суметь перечесть

Эту страсть

П е р е г р е з и в ш и х   п о з?!

В обручальном кольце равнодуший маскарадною маской измятой

Обернулся подвенечный вуаль

Через боль...

Но любвехульные губы благоприветствуют свято

Твой, любовь, алкоголь.

И над мукой слишком огромной, чтоб праздничной,

Над растлением кровью разорванных дней,

Из колоды пожизненной не выпасть навзнично

Передернутому сердцу тузом червей!

Февраль 1918

ПРИНЦИП МЕЩАНСКОЙ КОНЦЕПЦИИ

Жил, как все... Грешил маленько,

Больше плакал... А еще

По вечерам от скуки тренькал

На гитаре кой о чем.

Плавал в строфах плавных сумерек,

Служил обедни, романтический архирей,

Да пытался глупо в сумме рек

Подсчитать итог морей!

Ну, а в общем,

Коль не ропщем,

Нам, поэтам, красоты лабазникам, сутенерам событий,

Профессиональным проказникам,

Живется дни и годы

Хоть куда!

Так и я непробудно, не считая потери и

Не копя рубли радости моей,

Подводил в лирической бухгалтерии

Балансы моих великолепных дней.

Вы пришли усмехнуться над моею работой,

Над почтенной скукой моей

И размашистым росчерком поперек всего отчета

Расчеркнулись фамилией своей.

И бумага вскрикнула, и день голубой еще

Ковыркнулся на рельсах телеграфных струн,

А в небе над ними разыгралось побоище

Звезд и солнц, облаков и лун!

Но перо окунули в чернила вы

Слишком сильно, чтоб хорошо...

Знаю милая, милая, милая,

Что росчерк окончился кляксой большой.

Вы уйдете, как все... Вы, как все, отойдете,

И в сахаре мансард мне станет зачем-то темно.

Буду плакать, как встарь... Целовать на отчете

Это отчетливое незасохнувшее --">