Вадим Габриэлевич Шершеневич - Лошадь как лошадь. Третья книга лирики

девичьей,

Где лампа одета лохмотьями копоти и дыма,

Где в окошке кокарда лунного огня,

Многие научились о Вадиме Шершеневиче,

Некоторые ладонь о ладонь с Вадимом Габриэлевичем,

Несколько знают походку губ Димы,

Но никто не знает меня.

...Краску слов из тюбика губ не выдавить

Даже сильным рукам тоски.

Из чулана одиночества не выйду ведь

Без одежд гробовой доски.

Не называл Македонским себя иль Кесарем.

Но частехонько в спальной тиши

Я с повадкою лучшего слесаря

Отпирал самый трудный замок души.

И снимая костюм мой ряшливый,

Сыт от манны с небесных лотков,

О своей судьбе я выспрашивал

У кукушки трамвайных звонков.

Вадим Шершеневич перед толпою безликою

Выжимает, как атлет, стопудовую гирю моей головы,

А я тихонько, как часики, тикаю

В жилетном кармане Москвы.

Вадим Габриэлевич вагоновожатый веселий

Между всеми вагонный стык.

А я люблю в одинокой постели

Словно страус в подушек кусты.

Губы Димки полозьями быстрых санок

По белому телу любовниц в весну.

А губы мои в ствол нагана

Словно стальную соску сосут.

Сентябрь 1919

КАТАЛОГ ОБРАЗОВ

Занозу тела из города вытащил. В упор.

Из-за скинутой с глаз дачи,

Развалился ломберный кругозор,

По-бабьему ноги дорог раскорячив.

Сзади: золотые канарейки церквей,

Наотмаш зернистые трели субботы.

Надо мною: пустынь голобрюхая, в ней

Жавороночья булькота.

Все поля крупным почерком плуг

Исписал в хлебопашном блуде.

На горизонте солнечный вьюк

Качается на бугра одногорбом верблюде.

Как редкие шахматы к концу игры,

Телеграфные столбы застыли...

Ноги, привыкшие к асфальту жары,

Энергично кидаю по пыли.

Как сбежавший от няни детеныш - мой глаз

Жрет простор и зеленую карамель почек,

И сам я забываю, что живу крестясь

На электрический счетчик.

Август 1919

РИТМИЧЕСКИЙ ЛАНДШАФТ

Дома -

Из железа и бетона

Скирды.

Туман -

В стакан

Одеколона

Немного воды.

Улица аршином портного

В перегиб, в перелом.

Издалека снова

Дьякон грозы - гром.

По ладони площади - жилки ручья.

В брюхе сфинкса из кирпича

Кокарда моих глаз,

Глаз моих ушат.

С цепи в который раз

Собака карандаша.

И зубы букв слюною чернил в ляжку бумаги.

За окном водостоков краги,

За окошком пудами злоба.

И слово в губах, как свинчатка в кулак.

А семиэтажный гусар небоскреба

Шпорой подъезда звяк.

   Август 1919

УСЕЧЕННАЯ РИТМИКА

Торцы улиц весенними тиграми

Пестрятся в огнебиении фонарей.

Сердце! Барабанами стука

Выгреми миру о скуке своей.

Жизнь! Шатайся по мне бесшабашной

Поступью и медью труб!

Язык, притупленный графит карандашный,

Не вытащить из деревянной оправы губ.

Любовь! Отмерла,

Отмерла

Ты, а кроме-

Только выслез и бред вчера...

Докурю папиросу последнюю в доме,

И вот негде достать до утра.

Снова сердцу у разбитого корытца

Презрительно толковать,

И в пепельнице памяти рыться

И оттуда окурки таскать!

Что окурки любовниц после этого счастья?

Смешан с навозом песок на арене!

Господь!  не соблазняй меня новой страстью,

Но навек отучи от курения!!!

Март 1918

ТОЧКА ПЛЮС НЕДОУМЕНИЕ

Звуки с колоколен гимнастами прыгали

Сквозь обручи разорванных вечеров...

Бедный поэт! Грязную душу выголили

Задрав на панели шуршащие юбки стихов.

За стаканом вспененной весны вспоминай ты,

Вспоминай,

Вспоминай,

Вспоминай,

Как стучащим полетом красного райта,

Ворвалось твое сердце в широченный май.

И после, когда раскатился смех ваш фиалкой

По широкой печали, где в туман пустота, -

Почему же забилась продрогшею галкой

Эта тихая грусть в самые кончики рта?!

--">