Рюрик Ивнев - Самосожжение, Книга 1, Лист 1

хлебов золотых аромат.

И когда в небе тучи немые

Стали алы, как свежая кровь,

Я припомнил мечты огневые

И Огня неземную любовь.

«Не о любви прошу тебя я…»

Не о любви прошу тебя я,

Не о безумстве в поздний час.

Пусть пламя света, догорая,

Нас озарит в последний раз.

Огонь живительный и ясный

Возьмет истлевшие тела,

И будет миг святой, прекрасный:

Паденье Тьмы. Паденье Зла.

И расцветут на поле алом

Мечтой рожденные цветы,

И змеи с прокаженный жалом

Уйдут под землю, как кроты;

И языком бездымно жарким

Огонь лизнет в последний раз

Нас, покоренных мигом ярким,

Во цвете лет – в предсмертный час.

«Храм. Святые песни и печали…»

Храм. Святые песни и печали.

Взоры к Небу все обращены.

У святых, расстегнутых сандалий

Руки девы, мужа и жены.

Сверху Дух святой и величавый

Льет туман – святую благодать.

Здесь равны все, радостны и правы,

На душе – горящая печать.

И горят над этим морем чистым.

Над толпой, склоненной у Креста,

Свечи желтые в мерцаньи мглистою

И поют их желтые уста.

Эта песнь звучит во мгле негромко,

И не всем понять ее напев;

И душой невинного ребенка

Стала вдруг душа моя, прозрев.

И, склонив дрожащие колени

Пред огнем – горячим и живым,

Я стоял, рыдая средь молений

И глотая ладан – синий дым.

«В этой жизни нет счастья разве?..»

В этой жизни нет счастья разве?

В этом мире нет хрупких снов?

Не подобна ли жизнь наша язве

На шкуре умертвленных скотов?

Я не знаю. Вижу мир весь смутно.

Знаю только, что будет час,

И мне станет в огне уютно,

И закрою я веки глаз.

И закрою, но буду знать я.

Буду видеть весь мир и другой,

Буду слышать и вздох и проклятье,

Буду слышать в тоске огневой.

В этой жизни – все сон. Минутно.

Там – страна иная спит…

И я вижу пока еще смутно

В каплях пламени новый зенит.

«Никто не видит, не знает…»

Никто не видит, не знает

Темной ночи заглушенный смех.

Костер в лесу догорает;

Я хочу замолить свой грех.

В темноте, на холодных плитах

Я стою необутый, босой.

Говорю: – Мое сердце разбито, –

Говорю: – Дай священный покой. –

И в глазах, покрытых туманом,

Вдруг огонь – и вокруг огонь;

Я не верю прошлый обманам,

Дни умчались, как белый конь.

И теперь есть одно искупленье.

И теперь заклятье звучит:

– Будет снова потом воскресенье,

Когда тело твое сгорит. –

«Змеею зеленой и жилистой…»

Змеею зеленой и жилистой

Прикован, зачарован я.

Иду тропою извилистой –

Тропой бытия…

И вижу лица зеленые,

И слышу истомный смех,

И губы вижу холеные

И белый, душистый мех.

Всё манит в бездну счастия

Утех и мечтаний немых;

И слышу я шепот участия

И голое, что тонок и тих.

Но там, на конце путейности

Кроваво-алый магнит.

Там – запах мирры, елейности,

Там – костер святой горит.

И сквозь цепи злачено тяжелые

И сквозь хохот злой толпы

Пойду истерзанный, голый я

Искать сладость горной тропы.

И найдя, затаив искушение,

Разорву я холеную цепь!

Будут ярки, безумны мгновения,

И заискрится темная степь!

«Последний час… Я руку поцелую…»

Последний час… Я руку поцелую

Тебе, святая.

Гляжу на верх. Там бездну голубую

Я замечаю.

Внизу костер. И пламень восхищенный

Жжет, лобызая,

Меня, меня, мой профиль утомленный,

Не угасая.

«Был вечер или не вечер…»

Был вечер или не вечер,

Было грустно или нет?

Горели свечи?

Или не был свет?

Узнать нет мочи.

Туман. Туман.

Смеялись очи?

Или всё – обман.

Сгорело тело,

Иль огонь потух?

Кто смеялся смело?

Где запел петух?

«Я верю в твою очистительность…»

Я верю в твою очистительность, Горящий, Палящий Огонь,

В пронзительность верю твою я, молю я, мне душу затронь;

И искры не меркнущей Истины вложи на мгновение в кровь.

И Дух мой да будет очищенный, и вспыхнет и встанет любовь.

Я верю в твою очистительность. Горящий, Палящий Огонь.

Рассей же безумных сомнительность, и душу и сердце затронь.

«Всё проснулось во мне огневое…»

Всё --">