(inamar) - Зигзаг (СИ)

упряма? Разве, наблюдая за нею, он не знал, что не смеет надеяться ни на что? Знал. Но всё равно признался в своём чувстве. Произошло то, что не могло не случиться, — Кристина ушла. Она поступила так, как должна была. Он пытался её оправдать, не допускал мысли о том, чтобы навредить ей в порыве отчаяния или ненависти даже мысленно, и чувствовал, что, не задумываясь, прикончит всякого, кто посмеет тронуть её хотя бы словом — даже самого себя.

Он попытался оправдать свою жизнь — не получилось, нащупать цель — не вышло. Надеясь, что все долги ро́зданы, теперь он ждал, что желанный покой, наконец, придёт, и готов был последовать за призрачной спутницей, куда бы она ни повела его. Интересно, в каком виде предстанет она? Будет прозрачной и призрачной красавицей, дарующей свой выбор, как милость, призывающей тихим мелодичным голосом и позволяющей отдохнуть тому, кто уже много веков нуждается в отдыхе? Или же это будет старуха — такая же уродливая, как и он сам, вопящая что-то визгливо и истошно, оглушая и отнимая жалкие остатки сил, тянущая за уши во мрак, где света не было от рождения мира? Она уведёт туда, где невидимые и невиданные твари копошатся, касаясь ледяными щупальцами всех, кто окажется достижим для них, — лучшее общество, которое можно придумать для изгнанника, которому нет места среди живых. Теперь уже точно — нет. Одни прикосновения этих тварей могут вызвать смерть от ужаса. Это хорошо — не нужно ничего делать, только подождать. Всё внутри у него словно оцепенело — здесь и сейчас он стоял на краю могилы и ждал проводника.

Тоска его по Кристине не прошла, но после разговора с персом — единственным человеком, который на данный момент проявлял к нему участие, — Эрик больше не испытывал желания увидеть её немедленно. Как будто девушка умерла, и уже давно. Вероятно, для него это так и было. Кристина, сделав выбор, ушла. Она не вернётся — ни завтра, ни через день, ни через год. Сердце знало правду, хотя ещё не желало с ней смириться. Где-то там, в глубине, всё ещё билась, отдаваясь в теле судорожным сокращением пульса, глупая надежда. Человек безрассуден и гораздо сильнее, если любит.

Образ Кристины почти стёрся, и Эрик практически не помнил (или, возможно, старался не вспоминать) черты её лица. Видимо, сердце, пропустив удар, пыталось защититься таким образом. Неизбежно погружаясь в отчаяние при мыслях о Кристине, он интуитивно чувствовал, что здесь губит сам себя. Возможно, если бы это отчаяние привело к воссоединению с возлюбленной, Эрик пустил бы его в своё сердце. Но отчаяние было бессмысленно, и потому Призрак попытался забыть о нём, стереть, как неловко проведённую чертёжную линию. Он старался быть логичным и хотел стать смиренным. Смирение представлялось единственно верным и безвозвратным путём, который он был готов пройти и достичь конца своей жизни. Это было правильно, и душа не противилась такому исходу. Но временами Эрику казалось, что смирение его напоминает масло, которым мореходы в давние времена пытались утихомирить шторм, опрокидывая бочки и выливая масло поверх бушующих волн. Отчаяние всё же вырывалось наружу тогда, когда он был слабее всего и не мог противиться его силе.

Эрик усилием воли возвращался к своим размышлениям: представлял, как вернётся в свои подвалы, как заблокирует все проходы к своему жилищу. Он тщательно продумал, как и когда отправит персу обещанные реликвии и где останется сам, чтобы Кристина, пришедшая после его смерти, могла легко его найти. Размышлял, как будто не о смерти своей думал, а составлял план на выходные, методично обдумывая каждый свой шаг. И это представлялось ему своеобразным шагом к смирению.

Он отпустил фиакр, не доезжая до Оперы. Почему? Эрик и сам не знал. Может быть, хотелось в последний раз пройти дорогой своих недавних мечтаний, чтобы убедиться в том, что они мертвы… Ноги двигались с трудом, немея с каждым шагом, но он упорно шёл к своей цели — к мрачному жилищу, в котором он провёл последние годы. Эти каменные своды, выбранные за то, что казались похожими на него, Эрик так и не смог полюбить. Они не стали для него домом.

Художник старался наполнить их светом, цветами и изысканными вещами, надеясь приманить красоту в свою жизнь, но цветы сохли, свечи оплывали, вещи в темноте и сырости теряли свою привлекательность. Оставался только камень — тёмный, грубый и жёсткий. Музыкант пытался

--">