(Sininen Lintu) - Aut vincere aut mori (СИ)

каникулы. Но, каким бы он ни был, Элла оставался её отцом, и кровь в ней поначалу требовала отмщения.

Разум возобладал быстро. Она понимала, что никто из подручных отца не вернется за ней - скорее всего, они уже избрали нового дона, и только ему решать, осмелится ли “семья” мстить Лодброкам. Она также понимала, что ни с одним из братьев не справится в одиночку. Даже с Сигурдом, которому поручили охранять её, пока Бьерн и Ивар не решат её судьбу.

Каждый день, перед сном, Блайя вспоминала каждый удар, которым награждал её Элла после того, как она стала подростком, - никогда по лицу, чтобы никто не заметил. Её предплечья были в багровых синяках, которые приходилось скрывать длинными рукавами даже летом. Иногда Элла бил её в живот - один раз, но четко, и на боку оставался кровоподтек.

Блайя не понимала, как ей удалось сохранить разум и характер в условиях постоянного страха сделать что-то не так. Возможно, её спасло практически постоянное пребывание в школе-пансионе, где ей удавалось оправиться от переживаемого страха. Возможно - то, что к тринадцати годам она в достаточной мере знала об отце, чтобы научиться собирать всю свою волю в кулак и не ломаться под его напором.

А к девятнадцати годам она научилась притворяться, и Элла оставил её в покое. Стал заговаривать о её будущем замужестве. За кем-то, похожим на него, разумеется. Блайя копила деньги и мечтала сбежать, понимая, впрочем, что связи отца найдут её даже в Гренландии. Ей оставалось только молиться, и Бог её молитвы услышал. Его возмездие пришло в виде пятерых сыновей Рагнара Лодброка - похожих в своей непохожести, сильных и очень разгневанных.

О семье Лодброков ходило множество слухов, и одним из них была их практика применения языческих казней на своих противниках. Говорили, что в Норвегии Бьерн Лодброк подверг одного из противников его отца хеймнару, и теперь того предателя можно было в цирке показывать. Когда Блайя из интереса ввела в Google слово “хеймнар”, её едва не стошнило от кровавого описания казни.

Её отец заслуживал своей участи, и, видимо, поэтому он являлся ей во сне. Он знал, что она так думала.

Через несколько минут девушке удалось успокоить нервную дрожь. Плотнее завернувшись в одеяло, Блайя перевернулась на другой бок, но сон не шел. Откуда-то снизу, с первого этажа пустующего дома, доносились мягкие звуки гитары. Они звучали как колыбельная, и девушка даже подумала, будто уже засыпает, и музыка ей снится.

- Time, is going by, so much faster than I, and I’m starting to regret not spending all of it with you…

Петь в доме было некому: странно, что Лодброки оставили с ней только своего брата. Впрочем, Блайя уже успела понять, что каждый из них - даже калека Ивар, передвигавшийся на инвалидной коляске, - стоил десятерых, и понимала, что попытка сбежать будет обнаружена и пресечена. По дому стояли камеры, и в небольшом домике рядом с коттеджем охранники наблюдали за ней круглосуточно. Если она только попытается сбежать, они доложат Сигурду, и он вернет её на место. Или убьет.

Хотя на убийцу он не очень тянул. Глаза подводили.

Значит, это либо её галлюцинации, либо пел сам Сигурд. И в последнее Блайе верилось с трудом. Некоторое время она повалялась в постели, мучимая любопытством, а потом оно победило. В конце концов, она только посмотрит, а если они соберутся её убивать, секрет уйдет с ней в могилу.

Завернувшись в плед, Блайя, осторожно переступая босыми ногами по холодному полу, вышла из спальни и прошла к лестнице, спустилась вниз и замерла на половине пути.

Сигурд Лодброк действительно играл на гитаре. В одних джинсах и босиком, с инструментом в руках, он сидел у камина, и отблески огня плясали у него на плечах. Длинные волосы рассыпались по спине, и челка падала ему на глаза. Раздраженно он убрал её со лба, снова прикоснулся к струнам. Нахмурился, почесал щеку, что-то вписал на лист бумаги, лежавший у его ног.

- Чего застыла? - Спросил Сигурд, не отвлекаясь от записей. - Проходи, гостем будешь.

Блайя хотела трусливо сбежать наверх, но увидела улыбку, прячущуюся в уголках его губ, и, гордо вздернув подбородок, прошествовала в гостиную, села на пол, ещё плотнее завернувшись в одеяло и подобрав под себя ноги. Смотреть на полуголого Лодброка было холодно.

К Лодброкам она давно перестала относиться,

--">