Андрей Александрович Васильев - Седьмая руна

"Седьмая руна"

- А я дома буду Новый год встречать – отчего-то застенчиво сказал Вася Калинин – С женой.

- Ну вот и все – расхохотался сидящий на столе Лешка Острогин – Пропал товарищ, затянул его в свои сети мещанский быт! В том году, значит, наравне с остальными чудачил в «Арагви», а теперь все, домоседом стал. Щи, холодец, котлетки на пару!

- Ничего я не чудачил! – насупился Калинин – Чего ты выдумываешь?

- А кто шампуром инженера с завода «Динамо» чуть к стулу не приколол, как бабочку? – ехидно уточнил у него Острогин – Не ты? И за что? Всего лишь за то, что он, видите ли, слишком нагло смотрел на ресторанную певицу, даже не догадываясь о том, что Вася тоже на нее глаз положил.

- Ничего я на нее глаз не клал! – совсем уж возмутился Вася – Была охота! Я тогда уже с Лелей встречался. И о том, чтобы с ней, значит, пожениться, думал.

- Чего ж ты тогда один пришел, без нее? – задал ему резонный вопрос привычно невозмутимый Озолиньш, перед которым на белой тряпице лежал разобранный на составные части «наган».

- Потому что вас знаю – насупился Калинин – Не о тебе речь, Эдгар, ты-то нормальный. Но вот остальные, а особенно Острогин… Да познакомь я Милу с ними тогда - и все, не случилось бы никакой свадьбы.

- Конкуренции побоялся! – торжествующе заорал Лешка – Да? Побоялся? Ну, оно и ясно, где тебе со мной тягаться! Пришла бы твоя Мила в «Арагви» с тобой, а ушла бы со…

Договорить он не успел, ибо получил от привставшего со стула Озолиньша такой подзатыльник, что слетел со стола на пол, точно осенний листок с ветки.

- Правильно, Эдгар – одобрила поступок латыша Павла Веретенникова, пившая чай за своим столом, стоящем в самом углу немаленького по площади кабинета – А ты, Васька, успокойся, чего вскочил? Это ж Острогин, к нему даже пословицу «что на уме, то и на языке» не применишь. Ума-то там нет.

- Скучно с вами – потирая затылок, поднялся с пола Лешка – По крайней мере, пока вы трезвые. Кстати! Павла, хоть ты-то с нами идешь?

- Не-а – Веретенникова сжала в кулаке сушку, та, ломаясь, жалобно хрустнула – Меня Григорьев в «Москву» пригласил. Уж не знаю, как он там умудрился столик забронировать, но тем не менее.

- Григорьев? – почесал затылок Острогин – Это который из комиссариата оборонной промышленности? Из аппарата Орджоникидзе? Тот, которого летом чуть перевертыш не уморил в подвале?

- Ага – безмятежно ответила Павла и бросила обломок сушки в рот.

- Ты же говорила, что он зануда редкий? – уточнил Лешка – Настолько, что рядом с ним мухи дохнут?

- Говорила – подтвердила Веретенникова – Так и есть.

- А как же тогда?

- Да вот так. Праздника хочется. Кухня в «Москве» хорошая, обстановка красивая, публика приятная. А самое главное – вас там нет. Мне ваши рожи надоели так, что сил нет. Хоть одну ночь в году я могу провести без них? А Григорьев… Нигде же не написано, что я обязательно должна уходить из ресторана именно с тем, с кем пришла?

- Ты страшный человек, Веретенникова – констатировал Острогин – Человек старался, столик на новогоднюю ночь в лучшем ресторане города бронировал, а это посложнее чем у Бокия отпуск даже зимой выпросить, а ты с ним вот так поступаешь.

- Я с Толей Серовым вчера столкнулся на Столешниковом, так он тоже вроде в «Москве» этот Новый год собирается встречать – заметил Озолиньш, закончивший чистку револьвера и теперь неторопливо его собиравший – Вместе с друзьями.

- Летчики – на лице Веретенниковой появилась довольная улыбка – Самые славные ребята из всех военных! Спасибо, Эдгар, порадовал!

- Я слышал, он рапорт писал, чтобы в Испанию поехать – понизив голос, сообщил присутствующим Калинин – Но ему отказали. Как и Чкалову.

- Так и мне отказали – вздохнул Острогин – Без объяснения причин. Бокий лично рапорт вернул и велел его засунуть в… Ну, вы поняли. Нет, с Серовым и Чкаловым все ясно, они испытатели, люди редкой профессии. А меня-то за что не пустили?

- Потому что в Испанию должны ехать те, кто может принести