Андрей Александрович Васильев - Седьмая руна

немалой ценностью, а цвело всего лишь раз в году – на закате первого дня года января, следом за праздником Карачуна, потому и стремилась московская нечисть да нежить прибрать его к рукам. Ну, а чтобы до резни дело не дошло, с давних пор на том месте, где этот цвет появлялся на свет, а именно в Голосовом овраге, устраивалось что-то вроде коллективного забега, где победитель получал все. Без членовредительства и крови это мероприятие не обходилось никогда, но это лучше, чем длительная междоусобица, которая может перекинуться на ночные улицы Москвы.

 

Сотрудники Отдела, ясное дело, в самом забеге не участвовали, но в обязательном порядке присутствовали там как сторонние наблюдатели. Ну, приглядывали за тем, чтобы какого-то случайного зеваку под шумок не обескровили или не прокляли. Да, места там такие, где посторонние не особо ходят, но все равно – мало ли?

 

- Давно прекратить все эти вольности нужно – недовольно заметила Веретенникова, поправляя волосы – Много им свободы даем, вот что я скажу.

 

- Не в духе нынче Павлушенька – сообщил отдельский призрак Тит Титыч, вынырнувший из стены, местному домовому Аникушке – Как бы беды не случилось!

 

Тот кивнул своей кудлатой головой, соглашаясь со словами старого приятеля.

 

- Житомирский у себя? – не обращая внимания на сказанное, осведомилась Павла у Овсянникова – Да? Хорошо. Ладно, пойду, выясню что у вас опять не так.

 

Начальник Отдела 15-К, в кабинет которого Веретенникова зашла без стука, стоял у карты Москвы, которая висела на стене, задумчиво смотрел на нее и поглаживал голову, на которой, правды ради, осталось не так уж много волос.

 

- Здорово, Николай Петрович – поприветствовала его Павла, а после плюхнулась в кресло, которое стояло в этом кабинете с незапамятных времен – Ну, чем порадуешь?

 

- Вон, видишь, на столе фотографии лежат – не поворачиваясь к ней, ответил начальник Отдела – Свеженькие, их сегодня с утра Синицын отпечатал. Глянь-ка.

 

Женщина перегнулась через ручку кресла, цапнула со стола снимки и начала их рассматривать.

 

- Руны как руны – минутой позже сказала она – Старославянские, классические. Ничего особенного. Так, что у нас тут? «Исток».

 

- Верно – кивнул Житомирский, подходя к ней – Что она означает?

 

- Начало, реже неподвижность или незыблемость – ответила Веретенникова и взяла следующий снимок – Ага, руна «Судьба», сиречь неизбежность предначертанного и конечность всего сущего.

 

- Снова верно. Дальше.

 

- «Ветер». Олицетворяет силу, с которой не имеет смысла спорить, потому что ее невозможно побороть.

 

- Ну, тут все относительно – усмехнулся Николай Петрович – Видал я по молодости одного чудака, тот при помощи метлы и мата пытался ветер с поля прогнать.

 

- Получилось?

 

- Не совсем, но выглядело происходящее любопытно. Паш, там еще две руны осталось.

 

- Так – Павла глянула на следующий снимок – Это «Треба», отвечающая за твердость духа и жертвенность. Насколько я помню, руна воинов, ее часто на щиты наносили. А тут у нас что? Ага, «Радуга», читай дорога и успех.

 

- Или победа – добавил Житомирский – Итого – пять. И какие у тебя мысли на этот счет?

 

- Я бы водки выпила – подумав, ответила Веретенникова – Может, с ней твои загадки легче воспринимались бы. Николай Петрович, ты либо говори сразу все и сразу, либо я поехала. Вот поверь, мне есть чем сегодня еще заняться.

 

- Не шуми – сдвинул брови Житомирский, снова вернулся к карте – Вот смотри. Шесть дней назад вот здесь, в Зарядье, нашли руну «Исток». Потом «Китай-город», пять дней назад, «Ветер». Далее Коломенское, Царицынские курганы, Кусково – везде по руне. А самое главное то, что каждая из них была нарисована кровью и рядом с ней лежал мертвый оборотень. Три волка, два медведя. Личины были людские, но Морозова в таких вопросах не ошибается, ее не обманешь. Руны, кстати, только потому и обнаружились, что рядом с ними трупы валялись, если бы не они, мы бы про них знать не знали. Нас, к слову, только на пятый труп вызвали, позавчера, где Ликман это дело и приметил. Ну, а после разматывать

--">