Преподобный Никон Оптинский (Беляев) - Дневник послушника Николая Беляева (преподобного оптинского старца Никона)

Варсонофий прикровенно указывал на искушения, которые и постигли Ивана Беляева.

(обратно)

317

Иаков Кармильский (Палестинский), отшельник, постник. Жития святых. 4 марта.

(обратно)

318

«Память Иисусова да соединится с дыханием твоим...» // Иоанн Лествичник. Лествица. Слово 27, 61.

(обратно)

319

Составлено свт. Макарием, еп. Коринфским, и преп. Никодимом Святогорцем. Переведено преп. Паисием Молдавским. Издано по благословению митр. Гавриила (Петрова).

(обратно)

320

Марк Постник Нитрийский, ученик свт. Иоанна Златоуста. Ок. 430 г., память его 5 марта.

(обратно)

321

Из воспоминаний Ивана Беляева.

Действительно, я поездом выехал в Одессу. Паспорт заграничный и билет — все я получил в Русском Палестинском Обществе, у которого была отдельная большая часовня и при ней канцелярия у Варварских ворот, — пристройка к башне, на которой поверх ворот висела чудотворная икона Боголюбской Божией Матери. Надо сказать, что я ехал, как во сне; почти ни на что не обращал по дороге внимания... В Одессе нас, паломников, поместили в подворье Пантелеимоновского Афонского монастыря. Поехали Черным морем на пароходе, с остановками в Констанце, Варне и Бургасе. Поместился я на палубе между канатами, так как спускаться в трюм не решился, — набит он был битком; люди страдали морской болезнью, смрад там был нестерпимый. Никто меня не гнал. Матросы даже относились как-то благодушно. При выходе из Бургаса в Константинополь заговорили о приближающемся шторме. Вышедший перед нами пароход даже вернулся в порт. Наш же капитан не побоялся бури. Когда мы плыли морем, я заметил на горизонте какие-то огромные горы. По географии я знал, что здесь никаких гор быть не может. Спросил, и мне ответили, что это не горы, а морские волны. На меня напал великий страх, так как волны с каждой минутой становились все ближе и ближе. Матросы затянули брезентами всю палубу, но в отверстие я все мог видеть. И вот, первая же волна обрушилась на нас грозной лавиной, покрыв весь пароход, который начал становиться то носом вниз, а кормою вверх, то наоборот. Волны, не переставая, обрушивались на нас. Были они много выше мачт. При приближении бури охвативший меня страх исторг из души моей умиленные молитвы ко Господу о помиловании. Истинно, пребывая в преисподних морских, «душа моя к Богу приидти моляшеся и бурю утолити!» Но, когда буря свирепствовала уже со всею силой, исчез страх у меня, и я с огромным интересом следил за нападением на нас каждой новой волны.

В Константинополь мы прибыли благополучно. В город я не ходил, боялся потерять пароход, так как бухта была битком набита всякими кораблями, большими и малыми. Смотрел только, что можно было, с парохода. Проехали Дарданеллы, поплыли дальше. Далеко, как огромное белоснежное облако, неподвижно стояла гора Олимп. Показался и трехпальцевый Халкидонский полуостров. И, наконец, остановились мы у Святой Афонской горы. Местопребывание я нашел в Пантелеимоновском монастыре и сравнительно немного путешествовал вне его, так как, действительно, сильно заболел. Ослаб я страшно и потерял половину волос на голове, которые вылетали у меня из кожи целыми пуками. Что, собственно, со мною было, — я не знаю, потому что к врачам не обращался, да и не знал, есть ли здесь врачи. Чувствовал я себя очень плохо: я с трудом ходил и стоял, и дышать мне было нечем. И опять я чувствовал совсем не то, что надеялся здесь найти. Ни внешний вид монахов, ни служба, ни пение, ни пища, ни обычаи, — ничто мне не нравилось. Настроение было глубоко угнетенное.

Между прочим встретил я одного келлиота, иеросхимонаха Парфения, у которого мне очень понравился образ святителя Парфения, и Старец благословил меня им. Фотоснимок и самый негатив с этого образа у меня до сих пор сохранился, вернее, негатив сохранился у брата Митры. Брату я послал одно письмо с описанием своего тяжелого физического и угнетенного душевного состояния. Было мне совершенно ясно, что оставаться здесь для меня равносильно смерти. Я не мог переносить этого климата и, не дождавшись Пасхи (приехал я на Афон к началу Великого поста), уехал обратно. Хотелось съездить в Иерусалим, но сил моих не было. Так кончилось мое бегство на Афон. Прибыв в Москву, я все рассказал, что было, владыке Трифону, и он мне посоветовал возвратиться в Скит. Так или иначе, но сие и бысть, хотя и не надолго (этот раз).

--">