Емил Коралов - Школа смелых

калитку. Мать пошла отворять. Перед ней предстала женщина в полушубке, в кепке, в солдатских сапогах, с кнутом в руке.

— Христина! Сестра! — закричала она.

— Откуда, Пена? — воскликнула мать, удивленная появлением своей бывшей квартирной хозяйки в Орешове, у которой когда-то, до переезда в Бистрицу, жила их семья. — Как ты залетела в наши края? И почему в таком виде, с кнутом в руке? Разве ты…

— Христина, милая, — заговорила гостья громовым сиплым голосом, причем красные, обветренные щеки ее сморщились и задрожали, — видишь, до чего я дошла! Господи, до чего мы все дожили! Что нам на голову свалилось! Тошко моего в солдаты взяли, сестрица. А кто будет кормить сыночков моих бедненьких, мал мала меньше? Ведь они носа себе утереть не умеют, а рты разинули вовсю, хлеба просят. Вот и пошла в извозчики, Христинка дорогая, людям на посмешище и потеху… Голод не тетка! А сейчас знаешь куда еду? В Софию! Тошко мой там в больнице, раненый. Домой отвезу. С вечера из Орешова выехала. Дня за два, за три авось доберусь. Да решила по дороге к вам заглянуть. Все думала: как-то вы там в Бистрице? Все ли живы, здоровы? А ведь было время, неплохо нам вместе жилось… Дом-то ваш люди мне показали… Славный вы себе домик построили, Христина. Сколько комнат-то? Три? Позавидовать можно: хоть маленький, да свой… А этот парнишка не Калинчо ли? Видишь, помню, как звать. Всех помню. Второй Андрейчо был. Ну-ка, подойди к тете, — повернулась она опять к Калину. — Забыл ты меня. Смотри, как вытянулся, хорошенький какой стал! Молодец, Христина, какого сына вырастила!

Она начала было гладить Калина по голове, но тот, почувствовав, что чужая тетя ласкает его просто так, от нечего делать, поспешил выскользнуть у нее из рук.

— А этот парнишка чей? — спросила она, показывая на Живко. — Уже вижу, не твой: светлобровый, не вашей масти. А девочка? Ах, это Мирка, племянница твоя, дочка сестренки, сиротка, которую вы приютили! Чтоб пусто было душегубу этому, Антону Думанову! Да и папаша ее тоже хорош!

Христина, вздрогнув, перебила гостью.

— Это Мирка, наша Мирка! — взволнованно заговорила она, делая ей знаки замолчать.

— Ваша, знаю, знаю. Слышала. Удочерили вы ее! — не унималась та. — Давно слышала… И хорошо сделали: теперь она тоже наследницей вашей будет. Хорошая женщина была сестра твоя, да злодей Думанов…

— Довольно! — прервала Христина, вся вспыхнув от негодования. — Нашла о чем говорить! Дети, идите играть!

Ни Калин, ни Мирка не тронулись с места. Да и Живко не хотел уходить. До Калина не сразу дошел смысл того, что он услышал. Мирка изумленно глядела то на мать, то на незнакомку: несмотря на приказание, она стояла как вкопанная, хотя слыла образцом послушания. Через мгновение она опомнилась и, видимо, хотела, что-то спросить, но только побледнела и отшатнулась как ошпаренная. Живко не спускал глаз с гостьи и с Мирки. Все шуточки насчет шумливой тети, которые он придумал, чтобы рассмешить товарищей, вдруг испарились у него из головы.

— Чего ты язык-то треплешь! — гневно воскликнула Христина и с раздражением бросилась снимать кипящую кастрюлю с жаровни. — Мы ведь от нее скрывали, что она нам не дочь, — зашептала она прямо в лицо нежданной гостье. — Горан не велел ей говорить. Не хотели мы с мужем, чтоб она себя чужой у нас считала. И на селе никто об этом не знает. А ты вдруг…

— Да что тут такого? Подумаешь! Ты же ее удочерила. Ведь все, что вы нажили, дети поровну поделят. И она свою долю получит. О чем же ей горевать?

— Замолчи! — оборвала Христина. — Лучше б не приезжала!

Тетка Пена обиженно поджала губы, повернулась и решительно зашагала к калитке, так что песок заскрипел у нее под сапогами. Взобравшись на забор, ребята видели, как она села на козлы, в сердцах хлестнула белого коня и крепко, по-мужски выругалась. Тут Мирка, стоявшая в сторонке, кинулась к ней и в один миг очутилась перед лошадьми. Тетка Пена еле успела остановить их. Девочка быстро взобралась на колесо, а оттуда — на козлы.

— Тетя… ты… что про меня сказала? Это правда, что я… — дрожащим голосом спрашивала она. — Чья я на самом деле?

Тетка Пена попробовала заставить ее слезть, но та вцепилась в рукав ее полушубка, стала настойчиво его теребить:

— Не слезу, пока не скажешь!

— Слезай, слезай! Я ничего не знаю… Ведь тетя не велит об этом говорить. Значит, и толковать не о чем. Кончено. Ты дочка сестры ее, но Христина тебя удочерила, так что --">