Сергей Дмитриевич Сазонов - Корректор (СИ)

Летняя ночь темными лапами навалилась на дачный поселок. Тихо. Только слышен лай собак, выпущенных сторожем. Истомясь весь день взаперти, они сейчас носятся вдоль штакетников, поминутно помечая углы. Кроме них никто не суетится. Большинство дачников засветло укатило в город, а те, кто остался, улеглись спать. Лишь в двух-трех местах светятся окна, за которыми еще никак не угомонятся под загулявшие хозяева.

  Борис Ефимович Алсуфьев, известный более как писатель Виталий Штурм, задержался на крыльце своего дома. Он сам только что выпроводил гостей. Их машины сейчас кивали фарами, на бугре за поселком. Застолье, в честь 55-летнего юбилея писателя, закончилось. Вчера был официальный вечер в доме литераторов, а сегодня на даче собирались друзья и нужные люди.

  Борис Ефимович несколько раз вдохнул остывающий воздух и почувствовал усталость. Затянувшееся застолье утомило его. Алсуфьев не был пьян - всего две рюмки коньяка за вечер. Еще, будучи молодым, Борис Ефимович взял себе за правило не злоупотреблять спиртным. Алсуфьевская забота о здоровье не ограничивалась только этим. Ежедневная зарядка, обязательный бег трусцой, раз в неделю теннис и сауна - позволяли поддерживать себя в хорошей форме. Единственное, что выбивалось из целенаправленной установки на долголетие - курение. Борис Ефимович не мог, да и не хотел до конца отказываться от табака. Хотя и здесь, в последнее время, шел на компромисс: ограничил число выкуриваемых за день сигарет до трех.

  В последний раз, глянув на исчезающие вдали огоньки автомобилей, он вошел в дом, взял сигареты и поднялся на балкон. Алсуфьев любил такие минуты. Темнота. Все вокруг замирает. Прожитый день пробегает перед глазами, позволяя спокойно оценить свои действия, успехи и неудачи. Но сегодня анализировать не хотелось. Мысли кружились только вокруг приятного: "Чудный вечер. Хорошие закуски и льстивые слова юбиляру...". Утром не надо никуда спешить - можно поваляться подольше. Он мог себе это позволить: книга, над которой он напряженно работал, полгода наконец-то закончена. Далась она, на удивление, трудно, отняв много сил. "Посплю до двенадцати", - решил он. После обеда Борис Ефимович планировал навестить одну молоденькую журналистку. У симпатичной особы хватало ума не отвергать ухаживаний Алсуфьева (члена редколлегии толстого журнала), а тот в свою очередь проталкивал ее публикации. Умением извлекать выгоду из любых обстоятельств, а особенно из своего положения, Борис Ефимович очень гордился.

  Потянуло ветерком. Алсуфьев сразу озяб. Он аккуратно прикрыл балкон и направился в кабинет. Работать он не собирался, просто не хотелось попадаться на глаза жене, разбирающей праздничный стол. Был риск оказаться привлеченным к уборке. Шагнув в кабинет, он сразу учуял табачный дым, резкий, незнакомый. "Нина?" Но жена, да и он сам в кабинете никогда не курили. Это была святая святых дома. Алсуфьев замер. Всех гостей проводили. В доме, кроме него, оставались только жена и служанка. Их голоса доносились сейчас снизу, из столовой.

  В темноте кабинета пыхнул огонек от сигареты. И ничего. Ни поскрипывания кресла, ни постанывания половиц. Тишина. Мысль о подвыпившем, забытом госте мелькнула и осыпалась мозаичными буковками. Он хорошо помнил, что лично проводил каждого к автомобилю. Таинственное шестое чувство завопило об опасности. Алсуфьев выругался про себя: его пистолет (подарок одного генерала) лежал там же, в кабинете, в верхнем ящике стола. Стараясь двигаться неслышно, он включил свет. В кресле посреди комнаты, развалился незнакомый мужчина. Он сидел полуприкрыв глаза и не пошевелился при появлении хозяина. Рука его, с зажатой в ней сигаретой, расслабленно лежала на подлокотнике. От сигареты тянулся вверх дымок, пропадая в складках люстры. Борису Ефимовичу бросился в глаза пепел, рассыпанный по полу. Гость, как бы нарочно, не желал замечать идеального порядка в кабинете. Хозяйский вид незнакомца неприятно покоробил Алсуфьева. Забыв прежние опасения, он вскипел:

  - Что Вы здесь делаете? Кто Вы такой?

  - Погаси верхний свет. - Неожиданно произнес сидящий. - Зажги лучше лампу.

  Спокойная, почти бесцветная манера приказа походила на распоряжение школьного

--">