(lReine / Reinneke) - Время сказать (СИ)

сквозняком гладил кожу. Холод осеннего дыхания и жар чужих ладоней — я впустил в сердце их обоих. А потом, когда дыхание выровнялось, и пропали белые точки, плавающие в глазах, он вдруг спросил:

— Ты же, по-моему, даже не спросил, как меня зовут?

***

В последние погожие дни сентября город улыбается улыбкой расхристанного беззубого юродивого. Его не печалит поредевшая шевелюра крон и проплешины на траве. Он не думает о стылом тумане зимы, что маячит за спиной. Город жадно ловит последние лучи остывающего солнца, как блаженный блестящие фантики. Тянется им навстречу, смеется и хлопает в ладоши, счастливый этой малостью.

Три недели пролетели за один миг. За это время я успел узнать, что мою осеннюю находку зовут Паша, и он — исполнительный директор макрорегионального филиала банка. Все это узналось само собой — постепенно и нечаянно. Специально я не спрашивал. Знал: стоит начать и остановиться будет трудно. Мысли — вещь прилипчивая. Начнешь размышлять, строить — сначала догадки, потом планы — а потом тебя, опутанного фантазиями и надеждами, сбросят в пропасть. Умирать — больно и тоскливо. Мне не хотелось.

Паша привыкал — сначала осторожно, потом свободнее, что я не расспрашиваю его ни о чем, ничего не требую, не устраиваю допросов, почему он порой пропадает надолго. Я не расстраивался. А по правде — просто не ждал. Когда не ждешь, вроде, как и расстраиваться не положено. Разве что иногда под вечер царапнет по душе обида колючкой, но зачем думать о будущем, если сегодня все хорошо. Не лучше ли согреться последними лучами вместо того, чтобы скорбеть о пропущенном лете. Осеннее счастье горчит предчувствием конца.

— Странный ты, Кир. Живешь сам по себе, отдельно от мира. Почему так?

— Не подружились мы с миром, Паш.

Но отвертеться не выходит. Слишком он дотошный, логичный, рациональный для туманного неведения.

— Это как?

— Это по-всякому.

Мои дурацкие ответы ставят его в тупик и злят.

— Ты никогда ничего не рассказываешь. Где работаешь, о чем думаешь, почему живешь один в этой… Разрухе. Или считаешь, меня это вроде как не касается?

Меня разбирает смех от его детской обиды.

— Да просто живу… Работа — так… Сезонная подработка на полставки.

— Да иди ты, Кир. Надоело. В печенках все это… — Взмах сгоряча выходит чересчур широким и охватывает всю мою комнату, будто и старенький комод, и шкаф, и я сам ни на что не годимся. — Я хочу узнать о тебе больше. А тебе нафиг это все не нужно… Наверное, если бы я не сказал, ты бы до сих пор даже не поинтересовался, как меня зовут.

Удивительно, как легко люди решают за других, счастлив кто-то или нет. Строят свой идеальный макет счастья и готовы сжечь любого, кто хочет быть счастливым иначе. Или же, будь добр, докажи наглядно, что ты и правда счастлив. Эту шарманку Паша заводит не первый раз, но впервые у него выходит так горячо. Мне поинтересоваться несложно.

— Ты женат?

Осень любит напоминать о себе в самый неподходящий момент. И погожим солнечным днем не забывай — это лишь игра. Посмей поверить, что лето вернулось, как осень расхохочется тебе в лицо и поглумится над чужой глупостью всласть.

— Был. Ну то есть… Пока да… Почти что нет. Просто номинально живем вместе. Кир, это ведь, знаешь, ну как соседи — под одной крышей. Не больше.

Сейчас он больше похож не на акулу бизнеса, а на испуганного кота, застигнутого врасплох дождем. Мне почти жаль его и отчего-то немного смешно.

***

— В холодильнике мышь повесилась, поэтому ты такой худой, — заключает Косой. — Может, тебе продукты забросить?

На дверце холодильника лежит банка тушёнки. На мой взгляд даже больше, чем нужно.

— Перебьюсь, я сейчас дома редко бываю.

Уже середина октября. Дни ковром стелются под ноги все быстрей. Утром солнце проскочит, а на мгновенье глаза закроешь, уже подступают сумерки.

— Скоро все равно съезжать.

— Живешь одним днем и не хочешь думать, что будет дальше, — вздыхает Косой. — А я-то думал, может останешься. Ничего тебя не трогает, потому что ни за что не держишься.

Люди странные существа.

--">