Анатолий Анатольевич Махавкин - Умирающий свет

Анатолий Махавкин Умирающий свет

Сегодня звуки дождя, почему то, не успокаивают, как обычно, а навевают смутную тревогу. Стук капель, бьющих о подоконник, приносит мысли о покойнике, который бьёт костяшками мёртвых пальцев в стекло и требует пустить его внутрь. В шорохе небесной воды слышатся потусторонние голоса, на все лады взывающие о помощи. Всё это вынуждает трепетать, ожидая неминуемой беды.

Пытаясь отогнать неприятные мысли, я включаю музыку. Но и тут не всё в порядке. Бах кажется излишне тяжеловесным, Моцарт — напротив, чересчур легкомысленным, а Бетховен не вызывает обычного восхищения. В конце концов, останавливаюсь на Вивальди. «Глория» немного успокаивает расшалившиеся нервы и уже полностью умиротворённый, перехожу к «Временам», начиная почему то с «Зимы».

Однако, глубоко внутри продолжает тлеть огонёк беспокойства. То ли в этом виновен проклятый дождь, то ли непонятное молчание Ольги, которая не даёт знать о себе, вот уже вторые сутки. Пару раз я сам пытался связаться с ней, но холодный отстранённый голос сообщал об отсутствии абонента в зоне доступа.

И эта бабочка тревоги продолжает слабо взмахивать своими траурными крыльями, мешая в полной мере насладиться любимой мелодией. Поэтому я почти не удивлён, когда пронзительная трель дверного звонка вынуждает сердце бешено рваться наружу, выстукивая сумасшедший бит по тонким рёбрам.

Ещё по дороге ко входу, я прислушиваюсь к внутренним ощущениям, анализирую их и понимаю: за дверью — не Ольга. Мало того, человек, который неистово трезвонит в мою квартиру, излучает смутную угрозу. Обычно такая аура присутствует у людей, каким-то образом имеющих отношение к насилию. Военные, полицейские, даже врачи — все они носят с собой ореол далёкой грозы.

— Кто? — спрашиваю я, отворив внутреннюю дверь.

— Полиция, — откликается скрипучий баритон, — Уголовный розыск. Майор Котов. Я бы показал удостоверение, но…

Он бы показал! В своё время подобные замечания немало задевали за живое, а потом я просто приучился воспринимать их с долей иронии. Оля так и вовсе открыла для меня иной мир, в котором эти слова просто трансформировались в нечто, совсем невинное.

Приходится верить на слово, иначе — никак. Но коснувшись замка, понимаю, что ощущение тревоги стремительно усиливается, словно приближается машина скорой помощи и вой сирены начинает перекрывать остальные звуки.

Дверь открыта и тяжёлый приторный запах бьёт в лицо, будто кулак негодяя, который воспользовался моей беспомощностью. Бывало и такое. Кроме аромата дорогого парфюма, ощущаю влагу, промочившую одежду гостя и дрожь адреналинового прихода. Так этот странный момент окрестила Оля, когда мы с ней изучали психотипы людей. Трудно объяснить удивительную смесь из запахов, дрожания пальцев и какого-то внутреннего секрета. Всё это означает одно: человек, передо мной, крайне возбуждён.

— Пётр Егорович, — представляется он, — Руки, как понимаете, подавать не стану. Надеюсь, без обид?

— Нисколько.

— Разрешите войти? Разговор предстоит серьёзный и очень не хотелось бы делать это здесь. Посторонние уши и…глаза.

Пока он не начал развивать тему, чтобы после рассыпаться в унизительных извинениях я отступаю в сторону и смесь ароматов шествует мимо, подобно огромному клубку сцепившихся змей. Я знаю, как выглядит подобный клубок. Ольга показывала.

— Проходите налево, — я закрываю дверь, ощущая противную дрожь в пальцах, — Там — кухня. Я вам сварю кофе.

— Лучше чаю, — голос слабеет, удаляясь за угол, — Говорят, кофе вреден для сердца, а я стараюсь беречь здоровье.

Щелчок замка совпадает с эмоциональным подъёмом музыкальной композиции и когда он спадает, я некоторое время стою, прижавшись к двери, погружаясь в стаккато ливня. Почему-то мне очень не хочется идти на кухню и слушать непонятного гостя. Я точно знаю: новости, которые он принёс, не доставят мне радости.

Как обычно, когда мрак пытается наполнить сердце, я достаю из кармана рубашки шёлковую ленту Ольги и подношу к лицу, вдыхая приятный терпкий аромат. Пальцы скользят по гладкой ткани и я, в который раз, поражаюсь совершенству предмета и мастерству всех, сотворивших его. Да, да и про вас, крохотные гусеницы, я тоже помню.

Лента. Гладкость. Аромат. И всё это, под затухающие аккорды «Лета» и дробь дождевых капель.

Ольга. Мой свет.

— Может вам помочь? — доносится голос --">