Виктория Юрьевна Амелина - Дом для Дома

так никогда и не узнаю, почему он избрал меня. Думаю, продавцы-родственники его просто уговорили. Рассказывали, как великолепные пудели охотятся на диких уток. Мол, этот Доминик с дефектным ухом – потомок настоящего охотничьего рода. Борис поверил? Неловко было отказаться?

– Неудобно живым в могилу лезть, – так он любил повторять.

Вероятно, это просто не был для Бориса слишком важный выбор. И то, как сложилась вся моя жизнь, результат случайности. Хотя иногда, только иногда, я представляю, как Хозяин увидел маленький белый щенок – меня – и полюбил без веских причин. Вовсе не потому, что я умею ловить уток. Тем более, я и не умею.

В охотничьем обществе, в которое Хозяин меня привел, надо мной смеялись. Особенно смешным я был, когда впервые оказался в лодке - я едва его не перевернул, особенно - когда услышал первый выстрел. Хозяин сердился. Сначала не на меня — на тех хохотов и немного на себя — за то, что все это затеял. Уже тогда он, видимо, присматривался к другим нормальным собакам. И все равно, он был моим хозяином.

Остальные только смеялись. Особенно после третьей бутылки. Но Хозяин не сдался:

- Смейтесь-смейтесь, еще увидите моего Доминика.

Тогда я еще был Домиником. Это необходимость короткого, словно выстрела, названия для настоящего охотничьего пса превратила Доминика в Дома.

Хозяин говорил: где-то в Альпах есть гора, которую зовут точно так – Домом. И верхушки ее тоже белые и неровные, как моя гривка. Мой Хозяин был немного романтиком. Другие охотники – нет. И они насмехались надо мной еще сильнее. Только один не смеялся, тот охотник по имени Вадим. Он молчал и курил, и так никогда и не промахнулся. И все немного боялись его, и, видимо, хотели быть на него похожими. Я очень хотел.

Только непонятно, как из пса я мог так запросто стать горой? Но потом привык.

А Хозяин все верил в мое будущее, пытался помочь стать настоящей собакой. Он же добрый, простой человек. Не смотрите на дом, который он строит для себя – крышу осталось перекрыть – трехэтажная, похожая на тот величественный замок, которую я потом часто буду видеть на рисунках дочери хозяйки Марии.

Думаю, был он, как я, немного наивен. И даже действительно мечтал после института учить детей — правда, не географии, а истории. Хозяин считал, что в лживой истории СССР заложено (как закладывают, наверное, взрывчатку?) много истин: и самопожертвование, и сопротивление злу, и бескорыстие, и любовь к ближнему — ведь в настоящей истории этого не было...

— А если в чем-то другом убедить? — не отставали приятели, пока Хозяин разливал что-то едкое по граням.

– Это в чем же?

— Ну вот, например, убедишь ты этого пса, что он настоящий охотник. Но ведь не сможет он... А ты уже его убедил, что он твой охотничий пес...

Хозяин отмахивался: народ – не пес. Народ все может, все выносит, принимает. Народ как настоящая любовь. Надо только правильно учить. Кирпич возят с другой стороны города — там разбирают старый и, наверное, никому не нужен советский завод. Хорошее дело делают, я думаю. И при этом строят высокие дома для себя.

И Хозяин таки учил немного. Вставлял морализаторские басни из советских учебников истории в свои географические классы, продвигался «по комсомольской линии». Жена Тамара ревновала – к ученицам старших классов, к комсомольским красавцам – знала, как там «все со всеми». Сама тоже была и комсомолкой, и красавицей. Потом Хозяина приняли в партию... Борис любит рассказывать о тех временах.

А теперь? Теперь он торгует чем-нибудь в большом городе. Чем? Наверное, домами. Или кирпичом для домов? Или тракторами? Или лесом? А может, пшеницей? Хватит понять. Кажется, Борис продает все.

Я не могу понять разговоров о «бизнесе» — слишком много слов, а запахи одинаковые. Хозяин приходит домой и пахнет противным сигаретным дымом, иногда порохом, как с охоты. Говорит, охотиться надо – как жить, жить – как охотиться. Прямо философ. А большие руки его всегда пахнут, как деньги в кошельке.

Наш дом стоит за городком Новерском – там, где начинается лес. Старый дом с голубыми ставнями, в котором мы живем, невелик, но рядом Хозяин уже почти достроил новый.

— Потому что нужно, псина, как-то здесь выживать. Жить – как охотиться. Сечешь?

Лес

Тогда десятилетие чупакабры еще не началось, тогда было время волков. А пока люди не назвали чупакабру чупакаброй, я ее не узнавал. В словах – вся человеческая власть. И когда мы шли на охоту, я скучал,

--">