Виктор Иванович Баныкин - Баламут

Баламут

БАЛАМУТ Повесть

I

Веселый этот дождик обрушился внезапно. Еще даже не затуманилось солнце, и на круто изгибавшуюся подковой Светлужку можно было смотреть лишь из-под ладони, а от Усольского бора, цепляясь за лохматые вершины сосен, на огороды наползала туча, роняя на землю увесистые, точно градины, капли.

— Ой, девоньки, ливень! — закричала игриво Сонька. — Айда в шалаш!

Подбирая рукой подол и без того короткого сарафана, она поскакала с резвостью брыкливой телки в сторону стоящего на бугре обветшалого шалашика.

За грудастой кургузой Сонькой понеслись к унылому двугорбому шалашу и незрелые еще девчонки, вчерашние школьницы, визгом и смехом оглашая истомленную зноем окрестность.

Одни степенные матери семейств во главе с бригадиршей теткой Полей по-прежнему не разгибали спины, тяпая и тяпая мотыгами, будто заводные. Они, наверно, думали: «Перегодим малость, и он стихнет, брызгун-баловник!»

Но ядреный этот дождь и не собирался переставать. С той же бесшабашной веселостью он зачастил пуще прежнего. И все вокруг как-то сразу обильно намокло: и огуречная и дынная ботва, и комковатая, почерневшая в междурядьях земля, и обмякшие кучки сорной травы, опротивевшей Олегу до чертиков.

— Сиганем, Лариска, под калину! — свистящим шепотом проговорил Олег, обращаясь к младшей сестре Соньки. — Слышь, Лариска. Передовые мамаши тоже к шалашику затрусили.

И он, отшвырнув подальше от себя мотыгу, перемахнул через грядку. Схватил Лариску за смуглую горячую руку, повыше локтя, и чуть ли не силой потащил ее к белой, в цвету, калине, стыдливой красавице, смирнехонько стоящей на этой урожайной приречной полосе.

— Пусти! Ну, пусти же, Олег! Я не слепая, сама дорогу вижу! — незлобиво, больше для порядка, проворчала Лариска. — И так уж кое у кого языки чешутся!

Олег беззаботно хохотнул. Но Ларискину руку все же выпустил из своей широкой лапищи. Съязвил:

— Хо-хо! Им не привыкать! У клубного крыльца новые скребки приколотили… ей-ей для кумушек! Пусть и чешут свои языки!

Прибавив шагу, Лариска первой нырнула под дерево, осыпанное и белыми цветами, и дождевыми бисеринами.

Неуклюжий, угловатый Олег, намеревавшийся так же проворно, как Лариска, поднырнуть под опустившуюся чуть ли не до земли отяжелевшую ветку, задел за нее мосластым плечом, и его обдало градом дождинок и медвяно-дурманящим, с горчиночкой, запахом цветущей калины.

— Ой! — приглушенно вскрикнула Лариска — весело и боязливо в одно и то же время, прикрываясь руками от ледяных капель.

Она сидела на корточках, спиной к Олегу, слегка пригнув к земле голову. Он слышал ее учащенное дыхание, волнующее кровь, он видел на ее бледно-загорелой, красиво изогнутой шее дрожащую капельку, и у него темнело в глазах.

Сколько томительных дней охотился Олег за этим вот счастливым и желанным мигом! И упустить его было бы непростительно.

Жмуря глаза и холодея сердцем, словно бы намереваясь броситься в морскую пучину, Олег наклонился и поцеловал Лариску в шею. Поцеловал в крошечную ямку с нежнейшим пушком, куда спускались с затылка крутые кольца волос.

— Не хватало еще этого! — вскричала — опять же приглушенно — Лариска, с необычайной ловкостью выскальзывая из Олеговых рук. С той же завидной расторопностью она повернулась к парню разгневанным лицом, занося над ним кулаки.

И Олег покорно уронил ей в колени круглую, точно арбуз, голову. Ожесточенно забарабанила Лариска кулачками по его чугунно-коричневой спине, туго обтянутой майкой, липкой от пота и дождя.

Улыбаясь про себя блаженно, Олег в это время думал: «А под левой грудью у Лариски тоже есть махонькая пестринка? Такая же родинка, как и у Соньки? Есть или нет?»

— Хватит! Ишь развалился! — сердито, чуть не плача, сказала тут Лариска. — Я все кулаки измолотила о --">