Николай Петрович Вагнер - Два вечера

Н. П. Вагнер ДВА ВЕЧЕРА

Ветер бил дождём в окна. На дворе было темно, сыро и холодно.

Но в большой, чистой комнате — тепло и уютно.

Светло горит лампа на круглом столике, перед мягким, большим диваном. Тихо теплится лампадка перед большим распятием, что висит в углу над диваном.

Распятие старинной итальянской работы из слоновой, уже пожелтевшей кости. Ровный свет лампадки пробегает лёгкими, нежными тонами по всей фигуре и мягким светом освещает голову Распятого. И вся фигура резко отделяется от креста из чёрного дерева.

— Мама! — говорит шестилетний кудрявый ребёнок матери, что сидит на диване и быстро вяжет длинный тёплый шарф. — Мама! Ведь это Христос распят?

— Да! Христос! — и она мельком оглядывается на распятие и снова погружается в свою работу.

— Как же Он распят? Расскажи мне, мама, что значит распят?

— Это значит, что Его прибили гвоздями к кресту.

— Как прибили гвоздями?!

— Так! — она оставляет работу и берёт за ручку ребёнка. — Приложили Его руки вот так к деревянному кресту, и в каждую руку вколотили гвоздь молотком, гвозди пробили руки насквозь и вошли в дерево. Потом сложили Ему ноги и сквозь них тоже вбили большой гвоздь в дерево, потом крест врыли в землю, и так висел Он на этом кресте целый день, пока не умер.

Ребёнок побледнел. Его чуткое, восприимчивое воображение живо нарисовало весь ужас страшной кровавой казни.

— Мама! Ведь Ему было очень больно? — спросил он, стараясь не верить своему впечатлению, — больно… до крови?

— Да! Очень, очень больно.

— Зачем же это с Ним сделали? Разве Он был злой?!

— Нет! Он был добрый, очень добрый, Он был добрее всех людей, которые были и будут когда-нибудь на земле, потому что Он был не только человек, он был Бог!

— Зачем же Его так убили?

— Затем, что Он всем желал добра. Он говорил, что Бог, Его Отец, добр и за тем послал Его на землю, чтобы все узнали, как Он добр. И Он делал много добрых дел, и много народа ходило постоянно за ним. А злые завидовали Ему. Он уличал их во лжи, зависти, в злых делах. И вот за всё за это схватили Его и казнили.

— И за это им ничего не сделали?! — И на лицо мальчика набежала краска, и слёзы засверкали на глазах его… — Я бы их всех прибил гвоздями к деревьям.

И он сжал маленькие кулаки.

— Зачем же? — говорит мама. — Ты сделал бы очень дурно. Никогда не должно платить злом за зло. Это говорил Он, Христос, и когда Его распяли, как ни больно было Ему, но Он, умирая, молился за тех, которые Его распяли, молился, потому что Он любил всех людей, и добрых, и злых… Ведь каждый злой человек не был бы злым, если бы вокруг него не было ничего злого и если бы он сам не мог делать зла.

Мальчик долго смотрел на распятие, на Его опущенную голову, на искажённое страданием лицо, на полуоткрытые уста, которые, казалось, шептали молитву и повторяли одно и то же великое слово любви к человеку.

— Мама! — сказал он наконец. — Я буду добр, я буду всех любить, и добрых, и злых.

— Да, — сказала мама, — будь добр и люби всех, всех людей. Если ты будешь любить всех, то ты будешь хорошо учиться, потому что только тот, кто много знает, может сделать много добра всем людям и тот действительно любит всех людей.

И она пристально посмотрела на него, она сдвинула кудрявые волосы с его лба и поцеловала этот ещё небольшой, но уже высокий и крутой лобик.

— Может быть, — подумала она, — в тебе действительно вырастет любовь к знанию, истине, на пользу и благо всех людей. Может быть, Он уже отметил тебя и вложил в твоё сердце эту великую любовь. — И она с тихой, безмолвной молитвой взглянула на распятие…

И тихо теплится лампадка. Светло, тепло, уютно в большой, тёплой комнате. А ветер бьёт дождём в окна. На дворе темно, сыро и холодно.

Прошло чуть не целое столетие. Целая длинная человеческая жизнь, полная постоянными, долгими трудами, улеглась в этот промежуток.

Был опять вечер. Ветер бил дождём в окна. На дворе было темно, сыро и холодно.

В большой комнате, на большом диване, лежал больной, дряхлый, умирающий старик. Странно было всё в этой тёмной, пыльной комнате. Тусклый свет лампы чуть-чуть освещал её углы и все разбросанные в ней вещи; книги в стенных шкафах, с полу до потолка, книги на столах, на креслах, на полу, в грудах, в столбцах — развёрнутые, разорванные, разбросанные. Разные инструменты, снаряды и аппараты…

Никто с них пыли не сотрёт,

Их

--">