Николай Петрович Вагнер - Дядя Бодряй

Н. П. Вагнер ДЯДЯ БОДРЯЙ

I

Родились они, оба брата, и жили в одном из медвежьих углов — в глухой деревушке Пустышке. Старшего звали Зеноном, младшего — Паисием; только никто его так не звал, а звали просто дядя Бодряй.

Дядя Бодряй любил брата своего Зенона и всех людей, весь Божий мир; а Зенон никого не любил, — разумеется, кроме себя.

Когда умирал их отец, Степан, то он долго думал: кому оставить наследство? Сын Паисий сильно смущал его. «Вертопрашный мот! — думал он. — Ничего он не сбережёт, не приумножит, а всё по ветру стравит — ни себе, ни людям».

Думал, думал отец Степан и, наконец, решил: «Оставлю я сыну Зенону всю землю, и лошадушек моих (а их был целый косяк), и коровушек, и овечек, и всякий скот, и всю худобу мою; а непутящему Паисию оставлю я сто рублев — и того ему много».

Как решил, так и сделал. Оставил в завещании Зенону всё имение своё, а дяде Бодряю только сто рублей, — новеньких, всё рублёвиками серебряными.

И когда получил это наследство дядя Бодряй, то сел на лавку и задумался: «Что я с ними сделаю, с этим наследством? Раздам я его беднякам, как я, многогрешным. Хорошо!.. Да ведь не хватит на всех. Вот тут, возле нас, в Пустобрюхове, да в Голодаеве, да в Плохосытове, больше ста побирух… мужиков и старух… Раздай сто рублев. Меньше рубля на рыло придётся… Да какая же тягота!.. Тут, чай, фунтов 20 али боле будет… И куда я с ними поеду?!. Без них, без этих рублев, я — вольный казак и весь Божий мир мне путь и дорога… А с ними?!.» Но тут в его раздумье вмешалась Алёнка — жена брата Зенона.

— А ты отдай мне, братец, — заговорила она. — На что тебе? А мне они пригодятся… Вот к зиме шубейку Мишутке справлю, да Варюшке одеяльце сооружу…

И протянул дядя Бодряй кожаный мешочек со ста рублями невестке своей Алёнке.

— На!.. — сказал он. — Господь нас так учил: просящему дай и от занимающего не убегай!

— Ну, вот и отлично! Дай тебе Господи доброго здоровья! Спаси Господи твою душеньку!

И она, вся радостная, отправилась к себе и положила в свой большой сундучище мешочек со ста рублями, а дядя Бодряй вздохнул глубоко, встал с лавки, потянулся и сказал в веселии сердца:

— Слава Тебе, Господи! избавил от тяготы жизненной.

И вышел из избы, а сам думает: «А если б всё, что оставил отец брату Зенону, да разменять на рублёвики, — у-у-у! какая бы тягота была… не вздымешь и не уволочёшь!!.»

II

Дядя Бодряй был бездомник, вдовец. Он каждый день и всю жизнь шлялся по чужим избам, и везде были ему рады.

— А?! — говорят. — Дядя Бодряй пожаловал. Милости просим, милости просим!

И дядя Бодряй, помолившись перед образом, с весёлым радостным лицом, здоровый и румяный, всех ласково привечал, со всеми целовался, здоровался. Малых детей обдарить — кому грошовый пряник, кому деревянного коня.

И все ему рады, в особенности детвора. Дядя Бодряй ей слаще мёду кажется. Как только он придёт, так сейчас же все облепят его и начнут просить, канючить:

— Дядюшка Бодряй, расскажи сказочку!..

— Дядюшка Бодряй, расскажи побасеночку!

— Дядюшка Бодряй, расскажи что-нибудь божественно.

И в особенности им нравится это — божественно… Только дядя Бодряй не всегда расскажет. Иной раз придёт из дальней деревни, Глушанки; вёрст двадцать отмашет и притомится, еле отдышится.

— Не почтовый я конь, — говорит, — и одна пара у меня ходилок-то. Двадцать вёрст отмахают — и приустанут, притомятся.

А в другой раз придёт бодрый, да свежий и начнёт сказы рассказывать. Вокруг него прицепятся, присядут ребятишки со всей деревни: одни влезут на колени, другие обнимут его за шею. И начнёт дядя Бодряй рассказывать.

А за маленькими малышами, глядишь, бегут слушать дядю Бодряя и уже взрослые ребята; а за ними, гляди, плетутся, пробираются уже совсем взрослые мужички. Ведь всем занятно послушать краснобая — дядю Бодряя.

— Вот, — говорит, — не в котором царстве, не в котором государстве, жил-был один старче. И задумал старче спасаться… И просит, и молит он своего ангела-хранителя. Ангел, мол, хранитель мой! Скажи и укажи, что мне сделать, чтобы спасти душеньку и в царство небесное её водворить?

— А рубашка у тебя есть? — спрашивает его ангел.

— Есть, — говорит старче.

— Своя? — спрашивает ангел.

— Своя, своя, — говорит старче.

— Ну, сними её и отдай тому, у кого нет её…

«Как же я отдам, — думает старче, — ведь голому-то, чай, --">