Борис Ильич Винокур - Тайна кремлевских стен

с нетерпением ждал дня отъезда. Сейчас же, Бушнелл это с горечью отметил, он с таким же нетерпением ждал часа возвращения в Нью-Йорк. Бушнеллу оставалось прожить в Москве всего несколько дней, но теперь эти дни казались ему вечностью.

Бушнелл уезжал из Москвы совсем другим человеком. И в этом он тоже признавался самому себе. Бушнелл сейчас все чаще вспоминал своего нью-йоркского коллегу по редакции Аллена Филда и его нетерпимость к советской стране и ко всему, что так или иначе было связано с коммунизмом. «Аллен был прав!» — повторял про себя Бушнелл, и в такие минуты раздумий он весь съеживался в комок от мысли, какой ценой далось ему это запоздалое прозрение.

Бушнелла удручало сейчас не столько устроенная ему КГБ ловушка, сколько полнейший крах всех его жизненных устоев, его мировоззрения, всего того, что еще совсем недавно составляло его духовное и моральное богатство. Теперь же всего этого не было, теперь все это рассеялось в прах. Его жизненная философия оказалась начисто разрушенной, не оставалось ни прежних ценностей, ни прежних моральных принципов. В старом мире своего мировоззрения, в котором прекрасно все уживалось, где добро и зло соседствовали рядом, где царило равновесие и сосуществование, Бушнелл теперь ничего не замечал, кроме коварства и лжи.

Прошла неделя с тех пор, как Бушнелл встретился с Дудиным, и… с тех пор «Нью-Йорк Дейли» не получила еще ни одной статьи от своего московского корреспондента. Бушнелл ничего не писал. Он не мог ничего писать. Он был не в состоянии писать так, как писал всегда. Бушнелл пробовал садиться за пишущую машинку, но тут же отодвигал ее. Мысли его путались и сбивались, он начинал чувствовать себя беспомощным юнцом. «Может и впрямь жизнь надо начинать сначала?» — Ральф не находил в эти дни покоя. Прошлое для него не существовало, а вот будущее виделось в тумане и казалось совершенно неясным.

Неделю назад Дудин принес Бушнеллу рукопись Быстрова. И вот теперь она буквально жгла его сердце. Первый раз Бушнелл прочитал рукопись с отвращением. У Ральфа воскресли запавшие в душу горькие воспоминания о встрече с Быстровым на Ленинских горах, и образ его, скуластое лицо и сутуловатая фигура, неотступно преследовали за чтением. «Фальшивка! Провокация!» — восклицал Бушнелл. Но потом он поостыл и задумался: «Не мог же Быстров выдумать письмо Гонзалеса. Откуда ему могло быть знакомо имя моего отца? А откуда же он узнал о Саундерсах?».

Бушнелл был знаком с младшим из братьев Саундерс. Он когда-то часто приходил в дом его отца, и Ральф ласково называл его тогда «дядюшка Джек». Но сейчас «дядюшка Джек» был мертв. Ральф узнал об этом только теперь, прочитав рукопись.

Потом Ральф еще раз перечитал рукопись Быстрова. Потом он мучительно перебирал в памяти все известное ему о своем отце и все рассказанное Дудиным о Быстрове. И, наконец, Ральф понял, что письмо Гонзалеса было правдой. Ужасной правдой, разрушившей его прежний мир, унесшей покой и убившей в нем его гордость и достоинство.

А вчера жизнь Бушнелла оказалась окончательно перевернутой вверх тормашками. Он был настолько потрясен, что даже еще и сегодня все никак не мог успокоиться и нормально воспринимать окружающее.

Вчера ему позвонила Рита.

— Я хочу тебя видеть. Обязательно! — голос ее был взволнован, и Бушнелл спросил:

— Что-то случилось?

— Да!

Это была их последняя встреча.

— Колосов покончил с собой! — сказала Рита, как только Бушнелл закрыл за собой дверь.

— Колосов? — Бушнелл оторопел. — Колосов?! — переспросил он еще раз.

В ту последнюю встречу Рита рассказала Бушнеллу все. И о себе, и о Колосове, и о том, как все время жила в страхе, ожиданиях и неведении.

— Так и Колосов жил! — Рита тогда плакала и непрестанно вытирала слезы. — У нас сейчас провал за провалом. Арест за арестом! Сажают подряд! И виновных и невиновных!

В ту последнюю встречу Рита открыла Бушнеллу и тайну человека по имени Фролов, у которого он был на даче и просил защиты от КГБ. «И я ему обещал быть лояльным!» — Бушнелл со страхом и отвращением слушал Риту, и она казалась ему увядшей и потерянной. Он с сожалением смотрел на нее в тот миг.

Рита же любила Бушнелла и верила ему. Она просто не могла в тот последний их день не договорить ему всей правды. Рита даже сказала:

— Напиши книгу. Пусть люди все знают!

— Какую книгу? — удивился тогда Бушнелл.

— О том, как ты прожил в Москве этот --">