Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк - На кумысе

самых зажиточных козаков, кроме, может быть, "суседа напротив".

-- Так вы к Баймагану в кош?-- спрашивает Егорыч, когда Андроныч с городским шиком "подает" к крылечку.

-- К Баймагану... А разве есть еще у других киргизов кумыз?

-- У Демариной стоит один, потом к Житарям,-- ну, те, значит, победнее, а Баймаган побогаче будет. Тридцать, жеребых кобыл содержит.

-- А другие кумызники тоже у Баймагана берут кумыз?

-- У кого же больше? Все у него.

Убедившись, что и "другие" пьют кумыс у Баймагана, я совершенно успокоиваюсь,-- великая сила для русскаго человека в этом невинном слове "другие", или "как другие". Если эти "другие" делают так, значит, это хорошо: они ужь знают, эти "другие", как получше устроиться, а нам остается только воспользоваться их опытностью. Отлично, едем к Баймагану, о котором я слышал еще в Екатеринбурге.

-- А бутыль-то у вас есть?-- останавливает нас Егорыч.-- Бутыль под кумыз...

-- Эх, надо было из городу захватить!-- как-то даже охнул Андроныч и почесал затылок.-- Ведь, вот сколько разов езжу с кумызниками, а поди ты...

-- Может быть, у Баймагана найдется?-- нерешительно делаю я предположение.

-- Какия у ево бутыли!...

Искомое оказывается под рукой: бутыль есть у Егорыча, и он только тянул время. Говорить о цене, конечно, смешно: давай сюда бутыль. Это была настоящая кабацкая "четверть" из пузыристаго зеленаго стекла и в достаточной степени грязная.

-- О прошлом годе кумызники же подарили,-- обясняет Егорыч, запрятывая бутыль в передок.-- А вы, барин, когда будете рядиться с Баймаганом, насчет Аники опасайтесь...

-- Какого Аники?

-- А который кумыз от него по кумызникам развозит, этот самый Аника и есть... Он бутылей десять везет зараз, да как по стакану из каждой хлебнет, вот и пьян. Ужь это верно... Тоже наняли козла капусту караулить.

-- Ну, это ужь мы сами знаем...-- резко обрывает Андроныч кляузничающаго доброжелателя.-- Слава Богу, не в первой в степе-то жить.

В переводе это означало, что Андроныч и сам не прочь отбить работу у неизвестнаго Аники -- все равно, лошади даром будут стоять. Отчего, в самом деле, не нажить двугривеннаго, хотя Андроныч совсем не жадный, обстоятельный мужик.

-- Он вот еще с вас за бутыль-то сбреет здорово...-- совсем ужь невежливо прибавляет Андроныч, пока Егорыч отворяет ворота.-- В Кочкаре купим лучше. Эх, из городу бы захватить!

-- Тридцать копеек давайте за бутыль: больше не надо,-- кричит нам в догонку Егорыч.-- Все равно, так же лежит.

-- Ладно, наговаривай,-- ворчит Андроныч в ответ.: -- Тридцать копеек... Тоже и выговорит человек!...

II.

Выезжая из ворот, я заметил того миясскаго адвоката, который занял в станице лучший дом. Он теперь сидел у раскрытаго окна и равнодушно смотрел на широкую, грязную улицу, как человек, которому нечего было желать. Сознаюсь, у меня мелькнуло какое-то чувство зависти к этому человеку: есть же на свете люди, которые во всяком деле забирают первыя места, и есть люди, которым достаются последния.

-- Дорогу-то разспросил, Андроныч?

-- На-вот... Слепой доедет.

Станица Михайловка состояла всего из одной широкой улицы, утонувшей в грязи, даже в жаркие июньские дни. Два ряда бревенчатых избушек уныло смотрели друг на друга через эту грязь. Общий вид получался самый жалкий, но это убожество выкупалось отличным сосновым бором, который стеной подошел к самой станице; их разделяла гнилая степная речушка, сочившаяся ниточкой из степных "озеринок". Это с одной стороны, а с трех других открывалась панорама уже степнаго характера. Едва всхолмленная равнина зеленым ковром уходила из глаз, напоминая "врачующий простор" южно-русских степей.

Наше появление вызвало на улицу несколько собак, проводивших нас за околицу, с свойственным деревенским собакам лающим любопытством. На заваленке одной избы я заметил два пиджака, в бору мелькало светлое летнее платье, в одном оконце показалось свежее женское лицо,-- все это, без сомнения, были кумызники. Миновав последния избушки, наш коробок круто повернул к речке, а переправившись через нее, маленькою дорожкой покатился по зеленой опушке. Попались еще два кумызника, молодые люди с веревочными гамаками через плечо. Утро было отличное. В бору еще стояла ночная свежесть, но со степи уже наносило теплым ветерком, точно кто дохнет вам прямо в лицо. Вон и степной ковыль качается своими султанами, и пахнет полынью, и пестреют яркие степные цветочки.

--">