Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк - Буянка

Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович 

Д. МАМИН-СИБИРЯК ПОЛНОЕ СОБРАНиЕ СОЧИНЕНиЙ ТОМ ВОСЬМОЙ ИЗДАНиЕ Т-ва А. Ф. МАРКС # ПЕТРОГРАД 1916

БУЯНКА. Повесть.

I.    Жаркий летний полдень. Солнце печет так, что всякая живая тварь попряталась по разным тенистым уголкам. Один Иван Петрович оставался на террасе своей дачи и продолжал лежать в кресле-качалке на самом пекле.    -- Дядя, с тобой сделается солнечный удар,-- предупреждал время от времени свежий женский голос откуда-то из-за спущенной занавески.    -- Пусть...-- хрипло ответил Иван Петрович, продолжая лежать на солнце.    -- Наконец ты просто изжаришься в собственном соку, как хороший бифштекс!    -- Бифштекс вещь недурная...    -- Дядюшка, миленький, нехорошо упрямиться!..    -- Отстань!..    Пауза. Где-то сонно жужжит одуревшая от жара муха. Иван Петрович жмурится и закрывает глаза, но благодетельный сон не хочет осенить его своим темным крылом. В сущности говоря, Иван Петрович невозможный человек, что он и сам сознаёт, как отлично сознаёт и то, что он не может быть не Иваном Петровичем. Так уж жизнь сложилась... Единственное достоинство, которое он приписывает себе -- это то, что он остался старым холостяком... Теперь он живет на даче со своей племянницей Еленой Васильевной, которая случайно заехала навестить его да как-то так и осталась у него. Присутствие молоденькой девушки много скрасило холостое одиночество Ивана Петровича, но он из упрямства не хочет сознаться в этом и постоянно ссорится с гостьей из-за всяких пустяков, а больше всего из-за кушаний. Почему, например, сегодня проклятыя зеленыя щи, а не ботвинья? Он терпеть не может вот именно этих зеленых щей и должен их есть, потому что так хочет Елена Васильевна. А если он, Иван Петрович, хочет батвиньи? Вообще глупо и еще раз глупо... Зачем, например, исчез его халат? Елена Васильевна не выносит халатов и потихоньку стащила у него любимую вещь. Что она такое ему: мать, жена?.. Вот теперь с утра и залезай в костюм из китайскаго шелка и целый день ходи, как связанный. Иван Петрович был недоволен и собственным подчинением и капризничал, как слабонервная женщина, что, повидимому, доставляло Елене Васильевне удовольствие. Да, он часто капризничал, потому что было на ком сорвать расходившееся сердце, а Елена Васильевна умела так хорошо уговаривать. В азарте Иван Петрович начинал кричать тонким голосом, закатывал глаза и отчаянно жестикулировал, что выходило со стороны очень смешно. Кипятился он из-за всяких пустяков, придирался то к кучеру Андрею, то к горничной Дуняше, то к кухарке Матрене.    -- Дядя, печенка у вас испортится...-- хладнокровно замечала Елена Васильевна, когда они были одни.    -- Вы меня хотите уморить!-- стонал Иван Петрович.-- Это какой-то заговор...    -- А вы до сих пор еще не догадались, что окружены предателями и злодеями?    Когда Иван Петрович был в хорошем расположении духа, он ласково смотрел на племянницу и говорил:    -- Ну, иди, Буянка, я тебя поцелую.    Но "Буянка", в свою очередь, не выносила нежностей вообще и уклонялась от родственных поцелуев, а Иван Петрович только вздыхал и погружался в мрачное раздумье. В пятьдесят лет он выглядел совсем стариком,-- толстый, обрюзгший, седой, с желтым лицом и мутными глазами. Когда-то он был молодцом, но безсонныя ночи, красное вино и безпорядочная жизнь превратили его в развалину. "Неужели жизнь прошла,-- часто думал он в ужасе, чувствуя, как холодеет от одной мысли о старости,-- и впереди ничего, ничего, ничего?"... А Елена Васильевна еще смеется над его капризами и вообще дурным расположением духа. Посадить бы ее в его кожу, тогда... э, да что тут толковать: каждый дурак по-своему с ума сходит. Разве Иван Петрович когда-нибудь жил? Это была фикция, мираж, самообман, а не жизнь. Да и все другие тоже... Прожить целую жизнь в губернском городе Чащилове и умереть в нем -- разве это не трагедия? А между тем существует голубое южное небо, чудеса цивилизации, те заветные уголки, где жизнь кипит ключом. Всего один раз попал Иван Петрович в провинцию да так и похоронил себя в ней, точно застрял в болоте. Ведь это наконец обидно, тем более, что он никогда не думал именно так пройти свой жизненный путь. Единственным утешением оставалась газета, служившая отдаленным эхом творившейся где-то жизни. Да, где-то люди живут, волнуются, работают, добиваются успеха и находят свое удовлетворение. Эх, да что тут говорить, когда процесс --">