Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк - Ранние всходы

Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович Ранние всходы Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I    Когда на правой стороне дороги показались высокие фабричные трубы, Машу Честюнину охватило какое-то еще не испытанное жуткое чувство. Эти трубы говорили о близости Петербурга, того Петербурга, где она уже не будет по-провинциальному "Машей", а превратится в официальную "Марию Честюнину". Ей казалось теперь, что не она мчится на поезде Николаевской железной дороги в заветную для всей учащейся молодежи столицу, а что Петербург летит навстречу к ней. Страх перед неизвестным будущим вызывал неопределенную тоску по том, что осталось там, далеко-далеко. Теперь она решительно всем чужая, никто её больше не знает, никому до неё нет никакого дела, и жуткое чувство молодого одиночества всё сильнее и сильнее охватывало её. Она боялась расплакаться и отвернулась к окну, чтобы никто не видел её лица. В моменты нервного настроения на неё нападала какая-то чисто-бабья плаксивость, за что она ненавидела себя от чистого сердца, а сейчас в особенности. Её волнение усиливалось еще больше от молодого задорного хохота, доносившегося с соседней скамьи, где сидели белокурый студент с узенькими серыми глазками и девушка-студентка. Молодые люди, видимо, чувствовали себя прекрасно, болтали всю дорогу и смеялись, потому что были молоды. Честюниной казалось, что студент хохочет как-то неестественно и только притворяется, что ему весело, и она почувствовала к нему завистливую антипатию. Вероятно, он очень глупый, потому что серьезные люди не будут так смеяться. И остальная публика третьего класса, кажется, разделяла это мнение, потому что все оглядывались на хохотавшего студента и смотрели на него злыми глазами.   -- Эк его разбирает!..-- ворчал седенький благообразный старичок, сидевший напротив Честюниной.-- Даже противно слушать.   Этот старичок тоже не нравился Честюниной, потому что целую ночь мешал ей спать своим храпением, охами и шопотом каких-то молитв. Ей почему-то казалось, что он не добрый, хотя старичок несколько раз пробовал с ней заговаривать.   -- Сударыня, вы откуда изволите ехать?   -- Из Сузумья...   -- Извините, пожалуйста: что же это такое будет, то-есть это самое Сузумье?   -- Уездный город...   -- Так-с... А позвольте узнать, какой губернии?   Честюнина назвала одну из далеких восточных губерний, и старичок с сожалением покачал головой, точно она ехала, по меньшей мере, с того света.   -- Так-с... Значит, в Питер? Очень хорошо... А позвольте узнать, по каким таким делам?   -- Учиться.   -- Так-с... В гимназию, значит?   -- Нет, я гимназию кончила, а еду поступить на медицинские курсы.   Старичок посмотрел на неё какими-то оторопелыми глазами и с раздражением спросил:   -- Значит, мертвецов будете резать?   -- Да...   Ответ, видимо, не удовлетворил любопытного старца. Он что-то пошептал про себя, угнетенно вздохнул и спросил уже другим тоном:   -- Позвольте опросить, сударыня, а как же, например, родители? Я говорю к тому, что ежели бы моя собственная дочь.. Да ни в жисть!.. Помилуйте, молодая девушка, которая и понимать-то ничего не должна, и вдруг этакая мерзость... тьфу!   Старичок даже зашипел от злости и благочестиво плюнул по адресу волновавшей его мерзости.   -- Так как же, напримерно, родители? -- приставал он.-- Этакую даль отпущают одну-одинешеньку...   -- Что же тут странного? Как видите, никто до сих пор не съел меня.   -- Нет, я так полагаю, что ваши родители померли...   -- Отец, действительно, умер, а мать жива...   -- Из чиновников?   -- Да...   -- И состояние оставил родитель?   -- Мама получает пенсию...   -- Братья есть?   -- Один брат в Москве в университете, а другой в гимназии.   Этот допрос начинал раздражать Честюнину, и девушка начала придумывать, как бы оборвать нахального старика. Но ему, видимо, пришла какая-то новая мысль, и он спросил прежним заискивающим тоном:   -- А может быть, у вас есть в Питере богатые родственники?..   -- Есть дядя. Он служит в министерстве...   -- Генерал?   -- Право, не знаю... кажется действительный статский советник.   -- Богатый?   -- И этого не знаю... Я его никогда не видала и еду в Петербург в первый раз.   -- Так-с... Ну, это совсем другое дело, ежели есть дядя и притом в чине штатского генерала. Вы, значит, прямо к нему?   -- Не знаю, право. Очень может быть...   -- Конечно, к нему, хотя и говорится пословица, что деревенская родня, как зубная боль. Вы уж извините меня, сударыня, а надо пряменько говорить... --">