Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк - Буянка

обругался форменно, а заснуть во второй раз не мог. Послышалась зевота, старческое кряхтенье и опять брань, но уде добродушная, так, для фасону. Сергей Иваныч даже улыбнулся в руку, стоя у двери.    -- Эй, Сергей Иваныч...    -- Сейчас, сударь!    Когда Сергей Иванович вошел в спальню, на ночном столике уже горела свеча. Ивану Петровичу стоило взглянуть на вернаго слугу всего один раз, чтобы понять, что случилось что-то необыкновенное: старик весь так и сиял... Сначала это даже немного точно обидело Ивана Петровича: чему обрадовался старый дурак? Но потом он сам почувствовал себя тоже весело и, как бы между прочим, спросил:    -- Что случилось-то? Уж не именинник ли ты сегодня?..    -- Помилуйте, день ангела моего пятаго июля справляю, сударь...    Оглядевшись, Сергей Иванович на цыпочках подошел к самой кровати и прошептал:    -- Приехали-с...    -- Кто приехал?    -- Оне-с... Слушаю этак около пяти часов, будто колокольчик в лесу дрогнул... Кому бы к, нам быть в такую пору? Ну, прислушался... Ближе, ближе... Я вскочил, накинул живой рукой шубенку, а к крыльцу уж подкатила этакая кибиточка. Выскочил я на крыльцо, гляжу и собственным глазам не верю: Елена Васильевна собственной персоной. Ей-Богу!.. Вас не приказали будить и сами сейчас спать. И сейчас спят...    -- Тише ты, чего рот-то разинул!..    Сергей Иванович закрыл рот обеими ладонями и даже затаил дыхание.   

XVII.

   Буянка вернулась в Чащилов навсегда. Она ничего не разсказывала, не жаловалась и не делала никаких предположений относительно будущаго. Иван Петрович, по свойственной ему деликатности, ничего не разспрашивал, как будто ничего особеннаго не случилось. Время от времени на даче появлялись старые друзья, сама Буянка не хотела никуда носа показывать, счастливая тем, что у ней есть свой угол.    Из старых знакомых не приезжал пока один Чайкин, занятый в театре утром и вечером. Буянка послала ему наконец записку. Чайкин приехал вместе с m-me Моториной. Эта почтенная женщина была в ужасном волнении, так что несколько времени не могла выговорить ни одного слова, а только махала руками.    -- Уж вы здоровы ли, Любовь Михайловна?-- спросила ее Буянка.    -- Нет, вы представьте себе, Елена Васильевна, тихоня-то наша... а?-- заговорила Моторина, захлебываяс.-- Нет, я не могу говорить... Вот Платон Егорыч скажет... А я-то, дура, с ней няньчилась! Можно ли так ошибаться в людях в мои годы? Никогда, никогда не прощу себе этого случая... Вчера встретила на улице Ливаневскую... Она уж бросила Борщевскаго и теперь раскатывает по всему городу с Косульским,-- это их кружковский премьер. Хорошо... Повстречалась со мной, взглянула, и сейчас этакая улыбка... У, мерзавка!.. Думает, что я ничего не вижу и не понимаю...    -- Любовь Михайловна, я все-таки ничего не понимаю,-- заявила Буянка.    -- Ах, я не могу...-- томно проговорила Моторина, закрывая глаза.-- Понимаете, мне просто совестно. Платон Егорыч, разскажите вы... Мужчины ведь умеют в форме шутки разсказывать всякия гадости. Но моему мнению, женщина, посвятившая себя искусству, не должна прикасаться к мужчине... Да, не должна!.. Она должна высоко держать знамя своей независимости... В будущем -- о, я в этом убеждена!-- артистки организуют совершенно замкнутый кружок, в роде весталок, с обетом целомудрия. Да, это единственное условие, при котором только возможно отдать себя всю беззаветно искусству. Самый лучший мужчина в конце концов все-таки порядочная свинья... Excusez du peu, Платон Егорыч, хотя вы и мужчина. Нет, скромница-то наша... а?..    -- Агаѳья Петровна?-- сделала догадку Буянка.    -- Ах, я не могу слышать этого имени... Говоря между нами, у меня был отличный план: помните Александра Иваныча Фукина? Ну, так вот была бы отличная парочка... Я смотрю на мужчин, как на печальную необходимость. Да... И кто бы мог подумать?.. Старый развратник, о котором говорить даже неприлично, насказал этой дурочке всяких нелепостей: "у вас, милашка, талант", "я вас выведу в люди" и т. д. И она поверила, и теперь... Нет, я не могу!..    -- Одним словом, Агаѳья Петровна сошлась с Добрецовым,-- обяснил наконец Чайкин сконфуженно.-- Ничего в этом особеннаго нет, по крайней мере, для нас...    -- Мне до других дела нет,-- спорила Моторина,-- но эта тихоня... кто бы мог подумать? Наконец какое мое положение, и в какон положении Александр Иваныч? Она -- артистка, она, которая не умеет сказать двух слов...    Занятая своими мыслями, Моторина даже не спросила Буянку, надолго ли она приехала, где была и что думает делать. Этот комический эпизод --">