Юрий Александрович Фанкин - Богатырский крест

- А теперь ты испей!

Илья выпил залпом:

- Хороша водица!

- Водица-то хороша! - улыбнулся старец. - Да и ты без ущерба. Скажи-поведай, что в себе чуешь?

Илья призадумался:

- Скажу по правде: чую я в себе силу великую. Кабы рос могучий дуб до небес да ухватился бы я за него, так повернул бы землю-матушку слева направо…

Старец головой покачал:

- Даже Илье-богатырю не дано шутки шутить с землёй-матушкой. Не руби, добрый молодец, дерево выше своих рук. Испей-ка еще полковшика - может, и войдёт весенняя сила в летние берега…

Илья послушался, выпил полковшика. Чувствует: отхлынула лишняя сила.

- Вот и хорошо! - говорит светлый старец. - Лишняя сила не в радость. С силой чрезмерной Святогор - богатырь в земле по пояс угряз.

Хочется Илье странников отблагодарить, да не знает, как:

- Может, отдохнёте с дороги? Переночуете?

Отвечает ему старец:

- Не беспокойся о нас, Илья! Наша перина - земля сухая, а подушки - сумы перемётные. А пришли мы Божью волю провозгласить: быть тебе отныне самым сильным богатырем на Святой Руси. Так постой же с честью за веру православную, за наше Отечество! Скоро придётся тебе сделать коня верного и ехать в стольный град Киев на службу к Владимиру Красное Солнышко. Готов ли ты?

Илья голову опустил:

- Как же я в Киев поеду? Нет у меня ни коника, ни крепкого седелица. У княжеских богатырей копья длинные, бурзамецкие, луки тугие, разрывчатые. А я, муромский мужик, чем похвастаюсь? У крестьянского сына сбруя мочальная, вместо палицы кованной дубина дубовая. При такой справе не в Киев ехать, а в тёмный лес разбойничать…

А старый старинушка ему в ответ:

- Не кори, Илья, свой род черносошный! Русский мужик сер, да ум-то у него не волк съел. Подожди немного, будет и у тебя доброе седло казацкое, стремена булатные. А конь богатырский тебя в вашей конюшеньке дожидается. Невидный коник, лядащий, по колени в навозе увяз. Ты возьми этого коника, отмой в Оке-реке, выходи, и станет он твоему богатырству под стать.

Проводил Илья святых вестников до околицы. Старец ему говорит:

- Захвати с собой в Киев горстку родной земли да малый сосудец с родниковой водой. Они любого злата-серебра дороже, посильнее меча - самосека…

Поклонился Илья в пояс странникам, и растаяли они, словно пар над весенней пашней. Только следы от босых ног остались на пыльной дороге.

Вернулась Евфросиния Ивановна из храма, а следом за ней пришёл и Иван Тимофеевич - пополдничать да старую сошку починить. Смотрят они и своим глазам не верят: не было у их сына в руках владеньица, а в ногах хожденьица, а теперь детинушка сам ворота отворяет.

Соскучился Илья по крестьянской работе под летним небом. Встанет он ранёшенько, умоется белёшенько, съест ржаного хлеба калачик и вместе с отцом-батюшкой на лесную делянку спешит. Отец на новом поле пни выкорчевывает, а Илья вековые деревья с корнем вырывает. Сядет Илья отдохнуть и своей силой тешится: сожмет сук в кулаке - сок ручьём побежит, стиснет дикий камень - тот прахом рассыпается.

Исполнил Илья недавний наказ старца седатого: взял из отцовской конюшни стригунка неказистого, отмыл до блеска в Оке-реке, откормил в зелёных заливных лугах. Стал его Бурушка ладный, гладкий. И растёт, матереет быстро - будто из корня идет. Свистнет Илья молодецким посвистом, крикнет богатырским покриком, и Бурушка к нему со всех ног спешит. Встанет рядом, как вкопанный, острыми ушками прядёт. Илья погладит шёлковую холку и скажет ласково:

- Гуляй, мой коник! Ещё привыкнешь к тесной узде…

Как-то, купаясь, обнаружил Илья в реке три больших морёных дуба. Вытащил их на возвышенье и сказал:

- Лежать этим дубам в основанье церкви!

Так и случилось: со временем построили карачаровцы на этих дубах собор в честь святой Троицы.

Показалось Илье, что Ока к Карачарову близко подходит, грозит избы в половодье затопить. Он подумал-подумал, поднатужился-поднапружился и две горы богатырским плечом в речку спихнул. Ока попенилась, поюлила да и потекла по другому руслу.

Трудится Илья на хлебном поле с утренней зари до вечерней, к родной пашенке всей душой прикипел - так богатырствовал бы на земле, словно оратай Микула Селянинович. Долгое время запечное теперь соколиные крылья обрело: месяц неделькой кажется, а неделька часом быстролётным. Рад бы Илья ретивое времечко взнуздать, да оно вместе с Бурушкой на воле разгуливает.