Дежё Костолани - Избранное

Избранное

О реализме Дежё Костолани

Дежё Костолани (1885—1936) — особенный и заметный талант в венгерской литературе. К нему еще долго, наверно, будут обращаться читатели у него на родине, а также переводчики в других странах.

Прозаик и лирик, Костолани стал печататься в начале века, которое ознаменовалось в Венгрии возрождением социально заостренного искусства. Возрождение это возвестили стихи его замечательного современника Эндре Ади, рассказы, романы Жигмонда Морица, новеллы Лайоша Надя. У Костолани открытую, прямую — «морицевскую» — социальность встретишь сравнительно редко и в более поздних, межвоенных рассказах и повестях (например, «Семь тучных годов», «Анна Эдеш»). Но своими особыми «непрямыми» средствами он, в сущности, достигал той же, общей цели.

Костолани неизменно влекли и занимали люди очень обыкновенные, конфликты самые неброские, казусы сугубо будничные. Однако — и в этом его мастерство, его собственное и весомое художественное слово — какая-нибудь скупая, будто ненароком оброненная подробность, неожиданный поворот действия внезапно высвечивают и оттеняют совсем не простой, не плоский смысл картины. И приоткрывается, обнажается, что и так называемые «маленькие люди» — тоже люди, причастные к великому, общечеловеческому, и они стремятся к лучшему, высокому — умея даже постоять за эту свою мечту. Пусть мечта эта и представала подчас в странном, непонятном для окружающих обличий причуды, курьезной мании (рассказ «Моторная лодка»).

Даже в душе заурядного, незадачливого сельского учителя бродит какое-то тайное недовольство собой («Гипсовый ангел»). Даже у недалекой, привыкшей к своей незавидной доле служанки просыпается смутная надежда на что-то иное — на заманчивую перемену («Счастье Илоны Каши»). И самая некрасивая девушка живет жаждой любви, семейного счастья («Дурнушка», повесть «Жаворонок»). И все эти мечты, желания, невзирая на их почти смешное несоответствие реальности, жалкому жизненному положению, столь же справедливы и правомочны в глазах писателя, как здоровые, естественные детские порывы (например, в рассказе «Н-но!..»). Ибо в них, этих мечтаниях, незримо для беглого взгляда, обыденного сознания таится начало личности, трепещет бесценная частица, клеточка человечности, обнаружить и оберечь которую — первейший наш долг и задача всякого настоящего, гуманного искусства.

Начинавший как лирический поэт, Костолани еще в юности поднял голос в защиту личности, ее неповторимости, бесценной уникальности. Даже малый ребенок (от лица которого ведется речь в стихотворном сборнике 1910 г.), его, пусть смутные, наивные страхи, радости и печали имеют право на самое серьезное уважение и сочувственное внимание («Жалобы бедного ребенка»). Во имя Человека в человеке написано и одно из последних стихотворений Костолани, проникновенное «Надгробное слово»: «Таков человек. Его жизнь однократна. Один он, подобных не знали — и нет; как в листьях различны прожилки на свет, так в ходе времен он не повторится… Среди миллионов единственным был он, …ни в прошлом, ни в будущем столпотворенье его не вернет череда поколений… Уже никогда этой улыбки не вспыхнет звезда…»^[1]

О Человеке, которого несет в себе каждый, вплоть до самых безвестных и безымянных, слабых и неприметных, даже невзрачных, кого унижать и обижать поэтому — безнравственно, преступно, гласит и прозаическое творчество Костолани. Наше общее, неотъемлемое человеческое достоинство, самоуважение, гордость страдают, оскорблены и в маленьком мальчике, которому доводится увидеть, как мало значит его строгий и почитаемый дома отец на службе, где он — всего лишь заискивающий перед начальством, мелкий, раболепный исполнитель («Ключ»). И стократ подорваны, попраны первоосновы личности, внутреннего самоощущения во вполне сознающем свое унижение взрослом: Акоше Вайкаи («Жаворонок»), которого гнетет несправедливость судьбы, лишившей его добрую, любимую дочь внешней --">