Николай Яковлевич Агнивцев - Блистательный Санкт-Петербург

иностранца,

Весьма приятного на вид: —

«Граф Калиостро — розенкрейцер,

Наимудрейший из людей!

Единственный из европейцев

Алхимик, маг и чародей!»

Прошло полгода так… И вот,

Княгине князь промолвил остро: —

«Вам надо бы продолжить род

Совсем не графа Калиостро,

Ну, а как раз — наоборот!»

Княгиня, голову склоня,

В ответ промолвила смиренно: —

«Ах, не сердитесь на меня,

Я не виновна совершенно!

Ну что ж могла поделать я?

Граф Калиoстро — розенкрейцер,

Наимудрейший из людей!

Единственный средь европейцев

Алхимик, маг и чародей!..»

КНЯЗЬ ПАВЕЛ

С князем Павлом сладу нету!

Comprenez vous, дело в том,

Что к статс-даме он в карету

Под сиденье влез тайком!

Не качайте головами!

Ведь беды особой нет,

Если было той статс-даме

Только… только 20 лет!

Это было в придворной карете

С князем Павлом в былые года.

Это было при Елизавете

И не будет уж вновь — никогда!

И, прикрывши ножки тальмой,

Затряслась статс-дама: — «Ой,

Сколь вы прытки, государь мой,

И — сколь дерзостны со мной!»

Князь ей что-то тут невнятно

Прошептал… И — стихло там!..

Ведь любовь весьма приятна

Даже… даже для статс-дам!

Это было в придворной карете

С князем Павлом в былые года.

Это было при Елизавете

И не будет уж вновь — никогда!

И, взглянув на вещи прямо,

Поборов конфуз и страх,

Очень долго та статс-дама

Пребывала в облаках!..

И у дома, спрыгнув наземь

С той заоблачной стези,

Нежно так простилась с князем

И промолвила: — «Мерси.»

Это было в придворной карете —

С князем Павлом в былые года.

Это было при Елизавете

И не будет уж вновь — никогда!

В АРХИПЕЛАГЕ

Под сенью греческаго флага,

Болтая с капитаном Костой,

Средь островов Архипелага

Мне вспомнился Елагин остров!

Тот самый сухопутный остров,

Куда без всяких виз французских,

Вас отвозил легко и просто

Любой извозчик петербургский…

И в летний день, цветами пестрый,

И в индевеющие пурги —

Цвети, цвети, Елагин остров,

Цветок в петлице Петербурга!

КРАСНЫЙ ДОМ

Вы помните тот вечно-звонный

Неугомонный красный дом,

Вздымающий свои фронтоны

В великолепии своем?

Где с давних пор в росейском мраке,

На целый миp, средь этих зал,

Российской Мысли вечный факел

Неугасаемо пылал;

Где каждый год, в звенящем гаме

Под неустанный смех и спор,

Двадцатилетними глазами

Сверкал гигантский коридор!..

Там, под гуденье аудиторий,

Средь новых лиц и новых дней,

Вздыхает в старом коридоре

Тень мертвой Юности моей…

«ЕЛИСАВЕТЪ»

Аy, века! Ах, где ты, где ты —

Веселый век Елизаветы,

Одетый в золото и шелк?!

Когда, в ночи, шагая левой,

Шел на свиданье, как Ромео,

К Императрице целый полк;

Когда на царском фестивале

Сержанты томно танцевали

С Императрицей менуэт…

— Любила очень веселиться Веселая Императрица

Елисавет!

Ау, века! Ах, где ты, где ты —

Веселый век Елизаветы,

Когда на площади Сенной,

Палач в подаренной рубахе

К ногам Царицы с черной плахи

Швырнул язык Лопухиной!..

И крикнул с пьяною усмешкой:

— «Эй, ты, честной народ, не мешкай

Кому язык? Берешь, аль нет?!»

— Любила очень веселиться

Веселая Императрица

Елисавет!

НА ПЕТЕРБУРГСКОЙ СТОРОНЕ

Все это было в переулке

На Петербургской Стороне,

Где все шаги чрезмерно гулки…

И в поэтической прогулке

Вы поболтать позвольте мне

О том, что было в переулке

На Петербургской стороне…

В том переулке был — домишко,

Ну, а в домишке том — «она»

С полуразрезанною книжкой,

С тоской, вязаньем и Амишкой —

Майора некого жена.

В том переулке был — --">