Виктор Авин - Вечность номер пять

томим

ручей среди отвесных скал

а на скале стоит Шагал

и откровенно смотрит вниз

по волнам бурным, валунам

оббив порогами бока

плывет свалившийся с быка

ополоумевший шакал.

Ну а на отмели, с ружьем

охотник видимо стоит

в ручей он пристально глядит

наверно ждет когда прибьет

шакала к отмели поток

но вот проплыл он между ног

шакал везучий, молодой

охотник все стоит и ждет

чего же ждет он, Боже мой?

Вдали среди камней и пен

бурлящих брызг на свете солнц

несется полосатый тигр

звереет все сильней ручей

от этих непонятных игр

а наскале стоит Шагал

с мольбертом и набором рук

охотник вскинулся, упал

залег и ждет когда проснусь

(я загорал с одной вдовой

изнежив, выбив с нее грусть

уснул, мушкет под головолй

когда проснусь? Когда проснусь?)

Охотник понял — тщетно, пусть

он на один-один, с веслом

(ружье он зарядить забыв)

ударил гром, полился дождь

все ближе полосатый тигр

плывет, с наколкой «Путин-вождь»

а над ручьем пронесся «Миг»

охотник выпучил глаза

к нему плывет большой «ЗК»

за ним еще, еще «зк», то на бока

то на живот переворачивает их

коварный путинский поток:

Невольник чести посадил

всех кто налоги не платил.

14 «Махонтик»

(Из серии «Гении на привале». Пельмени «Пятиминутка»)

Поющие о времени цыкады

без умолку и дроздовых инверсий

услышь, моя родная, спелый персик,

взяв голову мою — морскую раковину

а мне второе сердце от быка бы

торчат наружу дыры христианства!

Возьми меня за жабры, вынь из пьяноства

где выпучив глаза под камнем — крабы

и Атлантиды каменные… женщины

лежат среди развалин Колизея.

Ах мне вторую б жизнь и о ней ролик

торчат на луже камни — свиньи чванства!

Сними с меня шагреневого змея

за пазухой дрожит несчастный кролик

тяни за уши! — Ленты? Деньги? Зонтик?

Чего, анти..? «АнтИхристомахонтик»?

— Нет, то у Богоболека в ремонте

торчит наружу время и пространство.

Поют о нас с тобой уже романсы!

И о романсах в «Ы» слагают Гимны!

О гимны как об ножны трутся шпаги,

саги

читают, развернув бересту длинную,

вылизывая огне-языками мобильные,

не встроенные в Душу, уши воинов.

Торчат наружу губы у любовников!

Трещат о Духе вогнутом цыкады!

О фьерды бьются волны — рады, рады

торчат из Атлантиды Колизеи!

Торчит наружу и Ассоль, до Грэя…

«Торчок» — на полпути к Кассиопее.

15 «Колыбельная для еврейской девочки»

…Качают ветвями огромные ели

упругой энергией воздух взбивая

запутался ветер и струны запели

балладу о русском темнеющем Рае

о поле, откуда лавиной, невидим

с разгону несется в волшебную чащу

в едином порыве, с предгория Чили

по волнам соленым, становится слаще

в пустыне Морокко вертя апельсины

пьянея от пряностей Хайф-палестины

в пружинках лозы европейские вина

плодя и вращая на крышах, у тира

ван-флюгеры крепости «Епанный Таллинн»

спадая на воды Чудского, на Вече

срывая с петель боевых пары валенки

несется в церквы, синагоги, мечети

России

и по амбразурам его там сгоняют

а он вырывается пулей, на волю,

по избам, за печи, на ходиках маятник

ветер качает и солнце восходит и пьяный

Мессия!

Из изб! Выгоняя всех ангелов в окна!

И поле до ветра становится… «хайм»!

А там, на краю, в лес прямая дорога

И мир выдувает в трубу навоз Бога

отходы от вин, пастилы, Чегевары

каширных свиней и чухонского грога.

И чисто! Безлюдно! Нет Душ и нет Тары

умершей бабули звучит голос тонкый

в избе, спит мамахен, холодные тапочки

И в книжке «народные русские сказки»

бегут по страницам за русской девчонкой

шутя задирая полы красной шапочки

лишь ветер и волки…

— «Спаси меня, Папочка! Сними меня… с елки.»

16 «Еще раз про морковь»

Тянет Осенью из лЕсу — уж порА

две недели пронесутся, детвора

--">