Георгий Константинович Левченко - Оттенки жизни. Книга первая

Посвящение

Тебя любить мне стоит годы жизни,

А не любить, возможно, жизни всей,

Мне родина лишь разум, но отчизны

Меня лишает боль любви моей.

Я зол, потерян и ошеломлён,

И глуп, и слеп, и нем, и глух,

Как тот философ, шедший с фонарём,

Я днём людей не вижу от ненужных мук.

Последней умирает не надежда,

Последней убивается любовь,

А я как немощный невежда,

Надеялся, что стал свободен от оков.

Зачем? К чему? Могло же быть иначе?

Что может рассказать бездарный слог?

Ведь всё потеряно уже, тем паче,

Что я один усвоил сей урок.

Часть I

Поэтическая любовь

(Поэма неопределённо-личная)

Период отчаяния

Возможно ли, что просто всё

В сём лабиринте ощущений?

А, может, надо, чтоб своё

Переживание мгновений,

Столь беспощадных и немых,

Облёк он в слово, в камень мысли,

И уж не думал о былых

Страданиях убитой жизни?

Иль слово то ронять с надрывом

Он должен вновь и вновь, и вновь

И дорожить лишь тем порывом,

Что для него даёт любовь?

Но поза, жест не станут правдой

И откровением в душе

Не воссиять им, жизни славной

Не дать им счастья в шалаше.

На них толкает человека

То, что бредёт он средь людей,

И не найти таких от века,

Чтоб разделяли мир страстей

И мир обыденнейших мыслей,

Границ, за коими всегда

Могла б раскрыться в тайном смысле

Существования душа.

Нет, в ней отчаяние бьётся,

Лишив его последней воли,

И пред преградами сдаётся,

Преисполняясь страшной боли,

Он, не утаивая смысла

Того, что происходит в нём,

Но никому извне не видно

Сей труп, охваченный огнём.

Смешно, наверно, это всё же.

Ведь сложно здесь до простоты,

Когда отчаяние гложет

От тривиальной суеты,

Когда чрез паутину мира,

Её сверканьем увлечён,

Любви её, его кумира,

Он оказался палачом.

И чувства вроде бы в нём есть

Но как бы их совсем и нет,

В долину счастья дух свой несть

Мешает размышленья свет.

Период размышления

Легко воспарять

На крыльях любви,

Но больно терять

При этом свои.

И если он любит её,

То нет для него ничего

Любви той, несчастной, ценней,

Однако она лишь его,

Не нужно, казалось бы, ей

Несмелого сердца пыланья,

Ни силы его и ни страсти,

И нежного плоти желанья,

Поскольку во всём этом власти

Не только над чувством иль телом,

Но над бесконечным пределом

Он смог бы теперь даровать,

Лишь быть ей способной принять.

Но вдруг о чём повёл он размышленье?

Об ограниченных возможностях людей

Тогда, когда в неистовом движенье

Он должен был, сметая всех мастей

Преграды, сам нестись к заветной цели,

Любви же крылья шире, чем его,

Когда страданья, вроде, присмирели,

Собравши воедино существо.

Задумавшись о мимолётности порывов,

Удаче, что неверна всем,

Он не услышал глас немых призывов,

Он не узнал, что чаще счастье тем

И улыбается, которые об этом

Не думают и не желают знать,

Но стоит только стать тебе поэтом,

От безысходности ты смерти начинаешь звать.

Безмолвствует мистерия внутри

Своею глянцевитой чернотой,

И падает вдруг жертвою войны,

Ведомою с самим собой,

Любовь как счастье,

А счастье как любовь.

И вот запястье

Ты хочешь, чтоб омыла кровь.

Нет, чувства наши в нашей власти,

Но не сознания, не воли,

Они во власти нашей страсти,

Они – причина всей той боли,

Что в забытье оцепененья

Он лишь отчаяньем познает

И в полном