Велимир Хлебников - Том 2. Стихотворения 1917-1922

семейной светописи,

Угар мещанской обстановки.

Сухая веточка в петлице

На память о суровой ночи.

Явилось дерево, не дерево, а ворожея,

Когда листами осени чернея,

Дверь серую немного отворило,

Плывет, как вольное ветрило.

Пришло, как письмо иль суровое поверье

Дороги – дерево рабочего предместья.

Пришло оно, как роковое известье.

Личиной лживою наскучило,

Рукою, скрюченной проклятьем.

За что? за что ты его мучило,

Законодателя объятья?..

Оно шагнуло, дрогнуло и стало,

Порой Кшесинская и ужас,

И поклонилось шагом мотылька

И каждым трепетало лоскутом.

Как будто бога очи черные,

Дикарский разум полоня,

Виденьем подошло в падучей

И каждый лист <его> сухой

Трепещет, точно мертвой девы поцелуй.

Оно дрожит, проходит, струясь.

Пришло и дышит: «Ты», – кивая.

Кто это? – дерево? волшебница живая?

1917

(обратно)

«Ты же, чей разум стекал…»^*

Ты же, чей разум стекал,

Как седой водопад,

На пастушеский быт первой древности,

Кого числам внимал очарованный гад

И послушно плясал,

И покорно скакал

В кольцах ревности,

И змея плененного пляска и корчи,

И кольца, и свист, и шипение

Кого заставляли все зорче и зорче

Шиповники солнц понимать точно пение,

Кто череп, рожденный отцом,

Буравчиком надменно продырявил

И в скважину спокойно вставил

Душистую ветку Млечного Пути

В жемчужинах синей росы,

В чьем черепе, точно стакане,

Жила росистая ветка Млечного Пути –

О колос созвездий, где с небом на ты,

А звезды несут покорные дани –

Крылатый, лети!

Я, носящий весь земной шар

На мизинце правой руки,

Тебе говорю: Ты!

Так я кричу,

И на моем каменеющем крике

Ворон священный и дикий

Совьет гнездо, и вырастут ворона дети,

А на руке, протянутой к звездам,

Проползет улитка столетий.

7 декабря 1917, 1922

(обратно)

«Сияющая вольза…»^*

Сияющая вольза

Желаемых ресниц

И ласковая дольза

Ласкающих десниц.

Чезори голубые

И нрови своенравия.

О, мраво! Моя моролева,

На озере синем – мороль.

Ничтрусы – туда!

Где плачет зороль.

<1917>

(обратно)

«Капает с весел сияющий дождь…»^*

Капает с весел сияющий дождь,

Синим пловцов величая.

Бесплотным венком ты увенчан, о вождь

То видим и верим, чуя и чая.

Какой он? Он русый, точно зори,

Как колос спелой ржи.

А взоры – льды и море,

Где плавают моржи.

И жемчугом синим пламена

Сплетают холодный венок,

А он, потерявший имёна,

Стоит, как всегда одинок.

Но стоит, держа кормило,

И не дружит с кистенем.

И что ему на море мило?

И что тосковало о нем?

А ветер все крепче и крепче!

Суровый и бешеный моря глагол!

Но имя какое же шепчет

Он, тот, кому море престол?

Когда голубая громада

Закрыла созвездий звено,

Он бросил клич: Надо!

Веди, голубое руно!

1918, 1922

(обратно)

«И черный рак на белом блюде…»^*

И черный рак на белом блюде

Поймал колосья синей ржи.

И разговоры о простуде,

О море праздности и лжи.

Но вот нечаянный звонок:

«Мы погибоша, аки обре!»

Как Цезарь некогда, до ног

Закройся занавесью! Добре!

Умри, родной мой! Взоры если

Тебя внимательно откроют,

Ты скажешь, развалясь на кресле:

«Я тот, кого не беспокоят».

<1918>, 1922

(обратно)

«Вновь труду доверил руки…»^*

Вновь труду доверил руки

И доверил разум свой.

Он ослабил голос муки,

Неумолчный ночью вой.

Судьбы чертеж, еще загадочный,

Я перелистываю днями.

Блеснет забытыми заботами

Волнующая бровь,

Опять звенит работами

Неунывающая кровь.

<1918>

(обратно)

«Про узы…»^*

Про узы,

Про цепи,

--">