Борис Абрамович Слуцкий - Том 3. Стихотворения, 11972–1977

Борис Абрамович Слуцкий Собрание сочинений том третий. Стихотворения 1972–1977

ПРОДЛЕННЫЙ ПОЛДЕНЬ ** 1975

РЕКОНСТРУКЦИЯ МОСКВЫ

Девятнадцатый век разрушают.

Шум, и гром, и асфальтная дрожь.

Восемнадцатый — не разрешают.

Девятнадцатый — рушь, как хошь.

Било бьет кирпичные стены,

с ног сшибает, встать не дает.

Не узнать привычной системы.

Било бьет.

Дом, где Лермонтову рождаться

хорошо было, — не подошел.

Эти стены должны раздаться,

чтоб сквозь них троллейбус прошел.

Мрамор черный и камень белый,

зал двусветных вечерний свет, —

что захочешь, то с ним и делай,

потому — девятнадцатый век.

Било жалит дома, как шершень,

жжет и не оставляет вех.

Век текущий бьет век прошедший.

На подходе — грядущий век.

ФРЕСКА «ЗЛОБА ДНЯ» (Фрагменты)

Старики обижаются, что старость хуже,

чем это кажется в молодости.

Старухи не обижаются, а ходят за стариками,

как толковые секундные стрелки

                                 за непроворными часовыми.

Впрочем, это — из фрески «Вечность».

Кандидат наук добился приема

у председателя райисполкома

и просит отдельную, трехкомнатную,

с окнами на двор, квартиру.

— Я сделал открытие! Не верите — звоните

хоть директору института!.. —

Председатель райисполкома не верит,

но звонить никому не будет:

он самолично сделал открытие,

что кандидат наук — дубина.

Небо не изменилось с шестнадцатого века,

когда, согласно летописи, оно было голубое.

Солнце заходит в том же самом месте,

где заходило в шестнадцатом веке.

Впрочем, это — из фрески «Вечность».

Закат багровит, кровавит пьяных.

Впрочем, трезвых он также багровит.

Три десятиклассницы — народные дружинницы

с белыми бантами в русых косичках

и красными повязками на белых блузах —

бродят по улице в часы получки.

На этой улице одна читальня,

одна забегаловка и два ресторана.

То-то девчонки наслушаются фольклору!

Солнце зашло, и бледные звезды

вышли на бледное небо.

Впрочем, это — из фрески «Вечность».

Три телевизионные программы

слышатся из трех соседних окон.

Фестиваль студенческих песен

заглушает рассуждения

престарелого музыковеда

о вреде студенческих песен,

а истошный крик футбола

заглушает и музыку и слово.

Созвездие за созвездием

ходят по небу, как положено.

Впрочем, это — из фрески «Вечность».

В подъезде большая студентка

громко целует маленького студента

и говорит: «Ты некрасивый,

но самый умный на целом свете!»

Это тоже из фрески «Вечность».

Маленькие девочки с большою силой

выплескивают маленький пруд на берег,

выкликая: «Братцы, тонем!» —

Это тоже из фрески «Вечность».

Слегка замазанная известкой,

эта фреска проступает,

даже выпирает из фрески,

именуемой: «Злоба дня».

ЗАЛ ОЖИДАНЬЯ

Это — зал ожиданья. Скамейки узки, тверды.

Хочешь — ляг. Хочешь — сядь. Полежи, посиди снова.

Ожидай что положено: удачи, беды.

Потому что тебе не положено зала иного.

Это — зал ожиданья. Счастья, страданья,

здесь навалом, насыпом, слоями, рядами.

Влево, вправо — немедленно ступишь в рыданья,

потому что достаточно здесь нарыдали.

Впрочем, выбора, этой единственно подлинной

человеческой роскоши, — выбора нет.

В освещенной неярко и плохо натопленной,

все же в нашей судьбе есть тепло, есть и свет.

То калачиком сжавшись, то вытянув ноги,

потому что скамейка тверда, узка,

ожидаешь

                   с железной, железной дороги

золотого, серебряного звонка.

ЖУРАВЛИ

Летят над нами --">