Олег Александрович Юрьев - Ленинградская хрестоматия (от переименования до переименования)

рождались,
О, мистер Дориан,— ​
Зачем же так свободно
Садитесь на диван?
Ну, память — ​экономка,
Воображенье — ​boy,
Не пропущу вам даром
Проделки я такой!

1927

елена шварц
Земная плерома
1 марта исполняется 64 года со дня смерти Михаила Алексеевича Кузмина. Дата не круглая, но значимая: столько же лет
прожил он на земле. Это как бы тень, которую отбрасывает
срок жизни. За это время поэт было почти полностью исчез
для читателей, потом появился в виде слепых перепечаток,
и, наконец, вновь стал любимым и знаменитым.
Родился он в 1872 году (что выяснилось совсем недавно,
так как Кузмин тщательно скрывал эту дату) в Ярославле
Жизнь его была разнообразной и противоречивой, как он
сам. Печальное и унылое детство, переезд в Петербург, гимназия. Бурная молодость, с метаниями по разным странам
и верованиям, страстным увлечением то католицизмом,
то хлыстами. Потом профессиональные занятия музыкой,
и только под тридцать он начал писать стихи, и как-то вдруг
стал тем Кузминым, каким его принято видеть — ​циничным,
язвительным, любострастным, пленительным и блестящим.
Он писал музыку к «Балаганчику», жил у Вячеслава Иванова
на башне, охотился за мальчиками в Таврическом саду, стал
скандально знаменитым, выпуская книгу за книгой чудесных, небывало музыкальных стихов. Потом мизерная советская старость — в
​ бедности и почти забвении. Однако свой
шедевр и, может быть, «оправдание жизни», он создал уже на
шестом десятке лет, благодаря позднему старту, а возможно,
по каким-то более глубоким причинам. «Талант вменяется в
добродетель»,— ​заметил французский поэт.
«Достоевский на клавесине» — ​сказал о нем некто. Верно
только второе — ​клавесин, Достоевский не при чем. И то клавесин — г​ лавный, но не единственный инструмент. Особенно
в той же «Форели». В ней каждая поэма разыграна и спета
по-разному. Собственно в поэме, давшей название книге — ​
явно слышится глубокая низкая виолончель («Стояли холода,
и шел Тристан. В оркестре пело раненое море...») В другой — ​
флейта, она и называется автором («...будто флейта заиграла
из-за тонкого стекла...»).
Мне кажется, что чувствуя, что это его последний и самый
сильный творческий всплеск, Кузмин в «Форели» подводит
итог миру, не себе, стремится описать его в полноте, увидеть его как «плерому». Это почти бухгалтерия подлунного
10 / 11

мира — ​12 месяцев, 7 дней недели, створки веера, может
быть — ​и цвета радуги (во всяком случае в первой поэме отчетливо звучит зеленая нота, даже навязчиво. Может быть,
у него было такое намерение, но оно сковывало и он его
оставил...)
В «Форели» — ​полнота жанров: мистический детектив, сюжет экспрессионистического фильма, романтическая трагедия, гофманиада и трагический водевиль. Фильм — ​это слово
прозвучало не случайно. Кузмин первый в истории поэзии
строил свои поздние поэмы по принципу киномонтажа. То
крупный план, то панорама, то резкая стыковка нестыкующегося. В этом то отличие от «циклов», которого не понимает
составитель и комментатор кузминского тома «Библиотеки
поэта» Н. Богомолов, для которого всё — ​циклы, он наивно
объясняет, что в поэме единый ритмический строй должен
быть. Тогда как новаторство Кузмина в области маленькой
поэмы как раз и состоит в симфонизме и естественном сбегании и разбегании ритмов в гармоничном соответствии с
фабулой. «Не в звуках музыка, она — ​во измененьи образов
заключена»,— ​сказал другой петербургский поэт. И музыкальность Кузмина в большой степени выразилась не в изобретенных им замечательных «мотивах» и ритмическом
причудливом и изысканном рисунке, а в их сплавленности
с развитием сюжета.
Если за каждым поэтом стоит и через него говорит некая
вполне определенная стихия, то очевидно, что у Кузмина это
вода.
Таинственна связь между поэтом и стихией. Таинственна — ​потому что бессознательна. Потому что стихия выбирает себе поэта, а не поэт стихию. Он может прожить жизнь и
умереть, не узнав, что все его существо, каждый атом его крови отзывались на ее приказы, что ритм его стихов зависел от
ее движений, что она стояла за его спиною и сам он был ею.
Кузмину заклинатель сказал бы: «Ты одержим духом Воды».
Для Кузмина потоп не кончался. С самого начала и до
конца — ​одна вода кругом. Названия книг: «Сети» (первой),
«Огненные озера», «Форель разбивает лед» (последней). --">