Олег Александрович Юрьев - Ленинградская хрестоматия (от переименования до переименования)

«Ленинградская хрестоматия» была одним из любимых литературных проектов Олега Юрьева. Он начал ее обдумывать
в конце 1990-х годов, а последнее эссе — о
​ стихотворении Сергея Стратановского «Суворов» — б
​ ыло им написано в конце
2017 года. В течение этого времени на сайте «Новая камера
хранения» (www.newkamera.de) постепенно появлялись
стихи и сопровождающие их тексты. Почти двадцать лет
кристаллизации идеи: создать образ поэзии Петербурга, возникшей, когда он назывался Ленинградом, то есть с 1924 по
1991 год. На приглашение Олега Юрьева принять участие откликнулись Елена Шварц, Валерий Шубинский и автор этих
строк.
Размышляя о возможном книжном издании «Хрестоматии», Олег Юрьев написал в 2008 году главному редактору
издательства Ивана Лимбаха Ирине Кравцовой: «Речь идет
о явной и потаенной истории ленинградской/петербургской
поэзии и шире: культуры, речь идет о создании определенного контекста ее понимания, речь, в конечном счете, идет о
том, что мы возьмем с собой „из Ленинграда в Петербург“ из
советского времени. Вопрос далеко не решенный, и от решения его во многом зависит будущее 〈…〉 подготовка потребовала бы некоторого времени, она еще не завершена — ​остается пять или шесть поэтов».
Прошло десять лет. С течением времени сама идея постепенно видоизменялась. Если сначала предполагалось включать только поэтов, «перешедших в раздел классиков», то есть
умерших, то потом, особенно после смерти Елены Шварц,
оказалось, что это проводит какую-то, в целом неестественную границу между текстами. Единственным условием оставалось, чтобы стихотворение было написано в Ленинграде
с 1924 по 1991 год. В какой-то момент стало ясно, что «Хрестоматия» — ​это продолжающийся и развивающийся проект.
Она завершена или, правильнее сказать, оборвана смертью
Олега Юрьева. Книжка заканчивается его стихотворением
«Не голос, нет уже ( — ​нам голос невозможен — ​) ...» и текстом
Полины Барсковой об этом стихотворении, который говорит
обо всей петербургской/ленинградской традции и сам становится жестом продолжения и надежды.
«Ленинградская хрестоматия» возникла как вызов безвременью. Позднесоветские годы казались глухой порой. Это
было общее ощущение. И только сейчас постепенно приходит понимание, какой на самом деле одновременно происпредисловие

ходил расцвет культуры. Конечно, можно это назвать «бронзовым веком», но можно и сказать, что это был «золотой век»
советской цивилизации. Десятилетия кататсроф и трагедий
привели к дистилляции творческих сил, которую тогда невозможно было заметить.
Может быть, время осмысления 70–80-х годов еще только
начинается. В начале 1990-х в эссе с неожиданным названием «Второе пришествие человека без свойств»* Олег Юрьев
говорил о том, что советская литература еще в будущем,
что мы ее еще откроем, что она еще должна возникнуть подобно тому, как великая австрийская литература: Музиль,
Кафка, Целан, Канетти — ​сформировалась после распада
Австро-Венгерской империи. Он писал: «…то, что существует
„советский человек“, как существовал „габсбургский“ — ​это
несомненно. Пока что он неустанно осмеивается и проклинается, и, естественно, поделом. Но не может не существовать
оборотной стороны, он еще покажет себя. Медленно, медленно, годами, десятилетиями (если они у нас, конечно, будут)
станет проявляться в заверченном взрывом воздухе его образ. Его образы. Мы еще не знаем настоящих советских писателей, хотя, быть может, уже читали их. 〈…〉 А через двадцать
лет наши дети скажут: „В какое время вы жили, какая была
литература! — ​и какие печальные, одинокие, странные судьбы…“ Что ж, давайте подождем, „ведь мы играем не из денег“,
да и вообще не играем».
«Ленинградская хрестоматия» — ​одна из граней этого
только еще начинающего становиться видимым кристалла.
ольга мартынова

Отсылка к роману Роберта Музиля
«Человек без свойств».

*

8/9

михаил кузмин (1872–1936)
***
(Второе вступление к поэме «Форель разбивает лед»)

Непрошеные гости
Сошлись ко мне на чай,
Тут, хочешь иль не хочешь,
С улыбкою встречай.
Глаза у них померкли
И пальцы словно воск,
И нищенски играет
По швам убогий лоск.
Забытые названья,
Небывшие слова...
От темных разговоров
Тупеет голова...
Художник утонувший
Топочет каблучком,
За ним гусарский мальчик
С простреленным виском...
А вы и не --">