Константин Михайлович Симонов - Речь К. Симонова на Пятом съезде писателей СССР

Октябрьскую революцию, и вынесла гражданскую войну и интервенцию, и устояла перед всеми силами старого мира!

Не все легко вспоминать в своей истории. Но как без этого? Как без полного знания всего, что было в истории, понимать душу своего народа, меру его стойкости, запас его нравственных сил?

Да, вся история твоей Родины принадлежит тебе! И Ледовое побоище — твое, и Куликовская битва — твоя. Но и горькая битва на Калке — тоже твоя. И разорение русской земли — тоже твое. И Смутное время — твое. Ты, сын своего народа, должен знать и помнить все.

Исторические хрестоматии, где в заголовках одни победы, а все, что между ними, петитом или скороговоркой, тебе ни к чему, хотя в истории твоей Родины побед было действительно много. И помнить об этом — тоже не лишнее!

Конечно, мои чувства русского человека — обычно на стороне моих предков. Переносясь своими чувствами в те давние исторические времена, я молюсь о победе Александра Невского над ливонскими рыцарями, и хочу оборонять от супостатов осажденную польскими полками Троицко-Сергиевскую лавру, и готов вместе с Багратионом отдать жизнь на Бородинском поле.

Но, переносясь своими чувствами в историю, я не могу сочувствовать Суворову, берущему в плен Костюшко, или желать победы русскому оружию в той битве 1849 года, где погибнет Петефи и будет растоптана независимость Венгрии во имя великодержавных обязательств, данных российским императором австрийскому.

Воспоминания об истории своего народа дают огромный простор чувствам. Но на этом просторе не должно быть места одному чувству — исторической нечуткости по отношению к другим народам, к их истории, к самым разным ее, в том числе и горьким, страницам.

В русской литературе пример глубочайшей чуткости в подходе к национальным вопросам дает нам Толстой своим «Хаджи-Муратом». Живописуя драму своего героя, оказавшегося между молотом и наковальней, Толстой не боится жестоких красок в изображении противоречивой фигуры Шамиля. Не боится потому, что он еще более жесток и бескомпромиссно принципиален в обрисовке русских противников Шамиля — и Николая I, и Чернышева, и Воронцова.

И когда в заботах о чутком подходе к национальным чувствам один кинематографист недавно спросил меня: как, по моему мнению, сейчас, сегодня, при экранизации трактовать некоторые места великой повести, мне оставалось ответить ему только одно: ни на шаг не отходите от Толстого, и вы не ошибетесь!

Можно ли быть интернационалистом, не зная чувства Родины?

Нет. Никогда! Лишь трезвая, деятельная и потому особенно сильная любовь к своей Родине и к своему народу может дать тебе силы справедливо оценить интересы, права, взгляды других народов и прийти к твердому нравственному убеждению, что дети других народов ничем не хуже тебя и твоего народа.

Я как писатель всей душой разделяю сказанные на XXIV съезде партии прекрасные слова о воспитании трудящихся в духе социалистического интернационализма, глубокого уважения ко всем нациям и народностям и непримиримости к проявлениям национализма, шовинизма, национальной ограниченности и кичливости в какой бы то ни было форме.

Эти принципы — одна из важнейших заповедей для нас, литераторов.

Когда мы в полный голос говорим в наших литературных произведениях о своих национальных чувствах, о силе своей любви к собственной стране, мы помним при этом, как важно, чтобы твоя любовь к твоей Родине никогда и ничем не оскорбляла никакую другую нацию, ничью другую Родину! В этом и есть то главное, что отличает подлинного интернационалиста от мнимого. То главное, что снимает всякое противоречие между чувством национальной гордости и чувством интернационализма.

Оборотная сторона всякого утверждения своего превосходства есть осознанное или неосознанное унижение чужого достоинства. Нельзя любить свое, унижая при этом чужое. Нельзя любить свой народ, задевая этой любовью другие народы. Если ты действительно интернационалист — твой патриотизм не должен, да и не может задевать людей других наций.

Да, моя Родина для меня всего дороже на свете. Для меня она — лучше всех, прекраснее всех!

Но стоит выбросить из этих фраз два слова: «для меня», и они из патриотических превратятся в националистические.

Для меня — да, и дороже всех,

--">