Константин Михайлович Симонов - Речь К. Симонова на Пятом съезде писателей СССР

К. СИМОНОВ. Дорогие товарищи! В своем заключительном слове на Первом съезде писателей Алексей Максимович Горький сказал, что все писатели нашей страны «работают не только каждый на свой народ, но каждый — на все народы Союза Социалистических Республик…».

Думается, что эти сказанные тридцать семь лет назад слова способны и сегодня помочь нам, писателям разных республик, пишущим на разных языках, находить верное общее направление в наших и печатных и устных литературных дискуссиях, связанных с такими понятиями, как Родина, интернационализм, патриотизм, чувство истории, и с тем новым, что внесло в эти понятия наше советское время.

Эти вопросы составляют существенную часть нашей духовной жизни, и мне хочется поделиться здесь некоторыми мыслями на эту тему.

Бывает, что мы, литераторы, люди, каждый по-своему, несомненно, любящие свою Родину, спорим друг с другом о том, что такое истинная любовь к ней, так шумно, словно мы глухие, словно мы не то не умеем, не то не хотим услышать друг друга.

Когда-то, много лет назад, в начале войны, сочиняя пьесу «Русские люди», я вложил в уста ее героини слова о трех памятных с детства березках. Понятие Родины начиналось для нее с этих трех березок. Хорошо или плохо, но я записал на бумагу то, что чувствовал сам.

Однако было бы странно, если бы я вдруг стал убеждать кого-то, что восприятие Родины через эти три березки детства и есть самое глубинное или исконное ее ощущение.

Это было бы странно хотя бы потому, что и у меня самого в душе не один, а, по крайней мере, несколько символов Родины, существующих рядом и не спорящих между собой.

Это и Кремлевская стена с Мавзолеем Ленина перед нею — символ России, шагнувшей в Революцию.

Это и Брестская крепость — символ Страны Советов, остановившей фашизм.

Это и бесконечность двух стальных полосок Великого Сибирского пути, начинающихся где-то здесь, рядом с тобой, и уходящих безмерно далеко, к Амуру, к Тихому океану… Ощущение огромности этого пространства — тоже часть моей любви к Родине.

Любовь к ее просторам — естественная черта душевного склада людей, родившихся и выросших в такой огромной стране, как наша. И в этом нет ничего высокомерного и ничего обидного ни для кого другого. Если только мы будем сознавать при этом, что другие, чем мы, люди способны любить свою, другую, чем наша, Родину, пускай маленькую по размерам, с ничуть не меньшей силой и с ничуть не меньшими основаниями, чем мы свою — необъятную.

Есть люди, всей своей жизнью, всем своим созидательным трудом связанные с природой. Есть люди, этим же трудом отторженные от нее и не часто вырывающиеся к общению с ней. Жизнь страны невозможно представить как без тех, так и без других. Человек советского города и человек советской деревни — кто из них сильней и больше любит Родину, кто из них острей чувствует ее? Кто из них безоглядней и беззаветней защищал и снова защитит ее в минуту опасности? Праздные и даже нелепые вопросы!

Мне странны литературные претензии — делить любовь к Родине на городскую и деревенскую любовь. И тем более странно встречающееся порой желание — противопоставлять одну любовь другой. Как будто какая-то из них лучше, а какая-то хуже!

Я глубоко убежден, что любые попытки намекать на чей бы то ни было мнимый приоритет в подлинном ощущении Родины и в остроте любви к ней — есть плод кабинетных литературных теорий, оторванных от реальной жизни народа!

Говоря о любви к Родине, мы, советские люди, часто вспоминаем старину, свою историю. А разве может быть иначе?

Мне, например, непонятно, как можно любить Родину, не испытывая и инстинктивного, и осознанного интереса к ее прошлому, к ее истории, к тому, из чего и как сложилось все то, что сейчас входит для тебя в это понятие — Родина.

Только надо, чтобы история была в нашем сознании действительно историей. Нельзя выковыривать из нее только изюминки, как пятилетний ребенок из булки.

Как мне не хотелось в юности вспоминать про какую-нибудь несчастную Цусиму! Как хотелось задним числом, чтобы русско-японская война состояла из одной геройской гибели «Варяга»! Но что поделаешь — да, и Цусима была в истории страны, которая через двенадцать лет после этой самой Цусимы совершила повернувшую всю историю человечества

--">