(Леди Феникс) - Стань моим ангелом (СИ)

сломить ее морально, но даже после своей смерти будет разрушать всю ее привычную жизнь? Нет, она этого не допустит! Катя, вскинув голову, повернулась к майору и уже абсолютно спокойно проговорила:

- Все в порядке. И знаешь, я возьмусь за это дело.

- Ты уверена? - переспросил Чиглинцев, хотя понимал, что если Катя приняла решение, то это наверняка.

- Уверена, - твердо ответила Катя и напомнила: - Может, поедем уже?

Автомобиль тронулся с места и вскоре затерялся в потоке остальных машин. Обычный вечер после рабочего дня, обычная жизнь… Вот только будет ли все как раньше? Катя очень в этом сомневалась.

Машина Чиглинцева скрылась из виду, но Марина еще несколько мгновений бессмысленно смотрела в окно. Больно, почти физически больно было наблюдать за Лавровой и майором. Столько нежности, преданности, искренней, рыцарской почти любви к капитану сквозило в каждом действии Михаила. То, как он смотрел на Лаврову, с каким вниманием слушал, как открывал перед ней дверцу автомобиля. Невыносимо было осознавать, что ей, Марине, никогда не испытать заботы и любви этого человека. Ну почему, почему все именно так?! “Да она же просто пользуется тобой!” - хотелось порой крикнуть Никишиной, пробудить майора от этого любовного гипноза. Как можно что-то чувствовать к этой ледяной стерве, неспособной на эмоции, бездушной эгоистке?! Ведь она, Марина, так любит его, ну неужели так сложно это понять, так сложно пойти ей навстречу, забыв о своей болезненной привязанности?..

Марина резко выпрямилась и отошла от окна, охваченная решимостью. Она должна сделать все, что возможно, чтобы стать счастливой. А за счастье нужно бороться. И неважно, какими средствами. A la guerre comme a la guerre*.

- Может, зайдешь? - Лаврова с надеждой обернулась к другу, ожидая ответа, и с невеселой усмешкой подумала, что раньше он все время набивался в гости, а теперь она сама приглашает его. Но страх перед пустой квартирой, перед сжигающими изнутри воспоминаниями был сильнее гордости. Только одна мысль билась в голове: “Только бы не отказался…”

Чиглинцев, кажется, совсем не удивился. Понимал, как невыносимо ей оставаться наедине с воспоминаниями, как невыносимо слушать тишину, терзаться от сомнений и угрызений совести. Знать бы еще, как ей помочь…

- А Игорь еще не вернулся? - кинув взгляд на пустую вешалку, спросил майор.

- Еще нет. Наверное, это к лучшему. Не знаю, что будет дальше, как я смогу…

Лаврова замолчала и не глядя закинула плащ на вешалку. Меньше всего хотелось думать, что ей вновь придется делать вид, будто ничего не произошло. А это становилось все труднее. Поездка Леоновского оказалась небольшой передышкой, и вскоре ей придется принимать решение: оставить все как есть, признаться или… даже разорвать отношения. Впрочем, это случится в любом случае, в глубине души Катя прекрасно это понимала.

- Может, надо рассказать…

- О чем, Миш? - перебила она. - О том, что со мной вытворял этот… - Она осеклась, перевела дыхание. - Или о том, что я его убила и уничтожила все следы преступления?

- Допустим, следы уничтожил я. А ты не человека убила, ты защищала себя. Себя, понимаешь? Или лучше бы ты позволила ему себя застрелить?

- Я все понимаю, Миш, - тихо ответила она, отворачиваясь от зеркала. Даже смотреть на собственное отражение почему-то было стыдно. - Но это ничего не меняет. Я убийца, так чем я от него отличаюсь? Только тем, что он убивал ради удовольствия, а я боролась за свою жизнь?

- Это огромная разница, Кать. - Чиглинцев неуверенно прижал ее к себе. Совсем как тогда. Она могла его оттолкнуть, но не сделала этого. Такое забытое чувство защищенности вновь охватило ее. То, чего так не хватало все это время.

- Все пройдет, слышишь? - Теплые прикосновения рук, мягкий, успокаивающий голос действовали лучше валерьянки, которая в последнее время все чаще заменяла чай. Вот только толку было мало.

- Я сделаю все, чтобы ты об этом забыла, верь мне, - он осторожно коснулся губами ее волос, как будто надеялся этим действием облегчить непроходящую боль. Катя обхватила руками его плечи и замерла, наивно надеясь продлить эти мгновения покоя, мгновения без страданий, мук совести и всего остального, что, кажется, напрочь въелось в душу.

Всего

--">