(Asocial Fox) - Соловьиная песнь (СИ)

========== Начало пути ==========

НьюЙорк — поистине великий город со своей особенной неповторимой историей, зачастую написанной судьбами погибших на этой земле людей, но оттого не менее значимой. Все города-гиганты, живые колоссы, муравейники культуры, построены на костях, образующих их фундамент, хорду, скелет. Париж, Москва, Берлин — все хранят свои тайны. Нет на земле поселений, не обагренных чьей-то кровью, ибо жестокость — часть нашей природы, как бы это ни отрицалось, наши предки были вынуждены конкурировать, убивать тех, кто покушался на их территорию. И Большое яблоко не было исключением. Америка — необычайная страна, колыбель свободы, но ее становление как государства страшно само по себе: конкистадоры, война с индейцами, коренными жителями, междоусобицы колонизаторов, золотая лихорадка, вездесущий и основополагающий рабский труд.

В середине XIX века в Нью-Йорке было неспокойно. Хранилась иллюзия тишины, иллюзия сдержанности, но народ не мог не реагировать на затянувшуюся братоубийственную Гражданскую войну, на поток иммигрирующих ирландцев, немцев и вообще авантюристов со всей Европы, искателей наживы. В центральных районах было относительно спокойно, дилижансы, как сомнамбулы, сновали туда-сюда по одним и тем же маршрутам, но стоило углубиться на периферию, на окраину, чтобы почуять неладное.

Там, в обители нищих и голодных, царил дух бандитизма, дух первобытной дикости, воцарившийся не столько из-за отголосков далеких сражений между Конфедерацией и Союзом, безусловно, отражавшихся на жизни мирных горожан, но скорее из-за самой сущности города. НьюЙорк всегда был своевольнее других северных штатов, более сдержанных и мирных, у него был свой путь, отличный от остальных. Это был феникс, возродившийся из грязи и помоев.

Откуда-то то и дело тащили окровавленного человека, воры провожали прохожих не сулящим ничего хорошего взглядом исподлобья, бродячие псы хрипло лаяли, надрывали глотки, трусливо выглядывая из проулков. Из питейной на Пяти улицах доносились песни и забористая ругань.

В кабак вошла девица, вид которой был прямо противопоставлен царящей здесь атмосфере буйного веселья, разврата и несдержанности. Проститутки, сидящие на коленях бандитов, внезапно для себя устыдились своего щекотливого положения, предприняли нелепую инстинктивную попытку прикрыться, увидев на пороге ухоженную барышню из высшего общества, а хозяин заведения поперхнулся бренди. Даже картежники прервали игру и с любопытством всматривались в фигуру посетительницы.

Девушка, заметив, что все взгляды сошлись на ней, слегка покраснела и кашлянула, по всей видимости, немного поколебавшись, собралась с мыслями. Она подняла голову выше, уверяя в своей смелости скорее себя, нежели других, и подошла к человеку за стойкой.

— Где я могу найти Билла Каттинга? — спросила она, изо всех сил скрывая свое волнение.

Бармен растерялся, с нескрываемым удивлением посмотрел на вопрошавшую, не зная, что и ответить. Кем надо быть, чтоб вот так вот запросто заявиться в улей преступности и воззвать к самому Мяснику? Негр, пришедший на бал в качестве гостя, и то выглядел бы менее нелепо.

Вдруг из глубины зала донёсся голос, разрезающий тишину:

— Я — Билл Каттинг, — объявил мужчина, сидевший за большим столом в углу и поднялся, скинув с себя наполовину обнаженную потаскуху. Та встрепенулась, как кошка, выброшенная из окна, затем с мастерством, присущим представителям ее профессии, испарилась в толпе подобных, выжидая, пока кому-то вновь понадобятся ее услуги.

Кто бы знал, как предательски дрожали у Мэри колени, как каждый мускул нервически сжимался в ожидании самого худшего. Она, с великим трудом продолжая поддерживать свою агонизирующую гордость, прошествовала к столу на деревянных от волнения ногах. Хорошо, что платье до пола скрывало трепет. Но от человека, вышедшего на встречу к ней, ничего нельзя было скрыть. Она поняла это в первую же секунду, когда случайно столкнулась с его взглядом, уловила усмешку и угрозу. Да, за эти мгновения Мэри тысячекратно пожалела о том, что заявилась в этот рассадник криминала. Нет, ей было все равно, что о ней подумают другие, если увидят ее возле трактира «Хромая лошадь», но она уже опасалась за свою жизнь. Она видела этого типа раньше, но

--">